Они прильнули друг к другу. Он поцеловал ее в губы —
дружеский и не слишком горячий поцелуй — и так как она этим удовлетворилась,
удовлетворился и он. За огромным квадратным окном темно-синий тихий океан
распростерся под лунным светом.
— Почему бы тебе не проиграть одну из своих собственных
пластинок? — спросила Шарон. Голос ее возбуждал. Джонни улыбнулся. Его
забавляла эта игра.
— Я не типичный голливудец, — ответил он.
— Но все же проиграй мне несколько твоих
пластинок, — попросила она. — Или спой. Как в фильмах. Я растаю, как
те девушки на экране.
Он засмеялся. Несколько лет назад, он точно так и поступал,
и результат был всегда одним и тем же: девушки старались казаться более
сексуальными, чем были на самом деле, и вели себя так, словно за ними следило
невидимое око телекамеры. Теперь же он и не собирался петь: во-первых, он уже
два месяца не поет, не полагается на свой голос. Во-вторых, любителям невдомек,
в какой степени голос певца зависит от техники — всех этих микрофонов,
усилителей и динамиков. Он может, конечно, проиграть свои пластинки, но ему
будет неприятно слушать свой молодой голос, как неприятно лысеющему и
полнеющему пожилому человеку видеть себя на экране молодым и в расцвете сил.
— Мой голос не в форме, — сказал он. — И
кроме того, мне надоело слушать самого себя.
Они отпили из своих стаканов.
— Я слышала, что ты прекрасно сыграл в новом
фильме, — сказала она. — Правду говорят, что ты снимался бесплатно?
— За символическую плату, — ответил Джонни.
Он встал, чтобы наполнить ее стакан водкой, потом угостил ее
сигаретами, на которых золотыми буквами было отпечатано его имя. Она затянулась
сигаретой и отпила из стакана, а он снова уселся рядом с ней. В его стакане водки
было намного больше, чем в ее. Это помогало согреться и возбудиться. Ситуация
была обратной той, в которой находится обычный любовник. Вместо того, чтобы
напоить девушку, он должен был напиться сам. Девушки, в противоположность ему,
всегда были готовы отдаться. Последние два года были настоящим адом для его
эго, и он укреплял его этим простым способом: проводил ночь с молодой девушкой,
несколько раз ужинал с ней, потом покупал дорогой подарок и очень тактично —
так, что самые чувствительные из них не обижались — отделывался от нее. Теперь
они с полным правом могли утверждать, что у них «что-то было» с великим Джонни
Фонтена. Это не было настоящей любовью, но и отмахнуться от этого было не
просто, особенно если девушка была хороша собой. Он ненавидел пошловатых девиц,
которые спали с ним, а потом бежали рассказывать подругам, что переспали с
великим Джонни Фонтена, неизменно добавляя, что им приходилось испытывать и
большие наслаждения. Но больше всего поражали его мужья, которые говорили ему,
что прощают своих жен и что даже самой преданной жене можно изменить с таким
знаменитым киноактером и певцом, как Джонни Фонтена. Его просто воротило от
этих речей.
Джонни очень любил песни Эллы Фитцджеральд, их чистоту и
выразительность. Это было единственной вещью, которую он понимал, но понимал он
ее лучше кого бы то ни было на свете. Теперь, откинувшись на спинку дивана и
потягивая водку, он ощущал желание петь, нет, не петь, а подпевать Элле
Фитцжеральд. Но этого нельзя было сделать в присутствии посторонних. Он спокойно
положил руку на бедро Шарон, во второй руке продолжая держать стакан с водкой.
Бесхитростно, не притворяясь чувственным мальчиком, ищущим любовного жара,
Джонни приподнял шелк платья, чтобы обнажить белое, как молоко, бедро над
сетчатым чулком, и как обычно — несмотря на то, что он был близок со множеством
женщин — Джонни почувствовал, как по всему его телу разносятся струи тепла.
Чудо все еще совершается, но что он будет делать, если и это подведет его, как
подвел голос?
Теперь он был готов. Он поставил стакан на длинный мраморный
коктейльный столик и повернулся к Шарон. Он был очень уверен, но в то же время
деликатен и нежен. В его ласках не было ничего непристойного. Он поцеловал ее в
губы. Ответный поцелуй был горячим, хотя и не страстным, но в этот момент он
предпочитал именно такой. Он ненавидел девушек, тела которых вдруг вспыхивали,
словно механические машины, готовые к эротической деятельности после
прикосновения к волосатому включателю. Потом он сделал то, что проделывал
обычно и что его самого никогда не возбуждало. Медленно и нежно он просунул
кончик пальца глубоко между бедер. Некоторые девушки даже не чувствовали этого
первого шага к совокуплению. Некоторых это сбивало с толку, они не соображали,
в чем дело — он маскировал свои действия крепким поцелуем в губы. Некоторые,
казалось, движением таза всасывали в себя его палец. Разумеется, перед тем, как
он стал знаменитостью, встречались девушки, которые просто отвешивали ему
пощечину. Это была вся его техника и обычно она не отказывала.
Реакция Шарон была необычной. Она приняла все —
прикосновения, поцелуи, но потом оторвала свой рот от его, медленно
отодвинулась к спинке дивана и взяла в руку стакан. Это был холодноватый, но
решительный отказ. Такое иногда случалось. Редко, но случалось. Джонни тоже
взял свой стакан и зажег сигарету.
Она заговорила легко и быстро:
— Это не потому, что я не люблю тебя, Джонни, ты
намного лучше, чем я себе представляла. И это не потому, что я девушка другого
сорта. Меня надо разжечь, прежде чем я соглашусь проделать это с парнем. Ты
понимаешь, что я имею в виду?
Джонни Фонтена улыбнулся ей. Она все еще нравилась ему.
— А я тебя не зажигаю?
Она была немного растеряна.
— Знаешь, когда ты был на вершине славы, я еще пешком
под стол ходила. Я тебя потеряла, я принадлежу другому поколению. Поверь, это
не потому, что я законченная святоша. Будь ты Джеймсом Дином или другим, с кем
я вместе росла, я, не задумываясь, спустила бы штаны.
Теперь она уже меньше нравилась ему. Она была очень умная и
сладкая. Она не пыталась во что бы то ни стало переспать с ним или использовать
его связи для продвижения в Голливуде. Это была честная девушка. Но он видел в
ней нечто другое. Подобное несколько раз случалось с ним и раньше. Девушка
пришла на свидание, заранее твердо решив не ложиться с ним в постель, не думать
о том, как сильно он ей нравится. И все ради того, чтобы рассказать подругам
как она отказалась от шанса переспать с великим Джонни Фонтена. Теперь, когда
он стал старше, подобное желание ему понятно и он не сердится. Она просто стала
ему нравиться меньше, чем прежде.
У него полегчало на душе. Он отхлебнул из стакана и
посмотрел на тихий океан.
— Надеюсь, ты не сердишься, — сказала она. —
Я понимаю, Джонни, что веду себя, как фригидная, что в Голливуде девушки
залезают в постель с такой же легкостью, с какой говорят друзьям «спокойной
ночи». Я просто еще не привыкла.
Джонни улыбнулся, легонько потрепал ее по щеке, и аккуратно
поправил ей платье.