Ни он, ни она не хотели возврата к прежнему. Она понимала
его тягу к красоте, к молодым женщинам. Было известно, что он непременно должен
хоть раз переспать со своими партнершами по фильму. Они не могли устоять перед
его чарами, как не мог устоять и он перед их красотой.
— Придется тебе одеваться, — сказала
Джинни. — Самолет Тома скоро прибудет.
Она вывела девочек из комнаты.
— Да, — ответил Джонни. — Кстати, Джинни, ты
знаешь, что я развожусь? Скоро снова буду свободным.
Она смотрела на него, когда он одевался. Он всегда держал
здесь чистую одежду.
— Через две недели Рождество, — напомнила Джинни.
Ты собираешься придти к нам?
В те времена, когда ему еще не приходилось волноваться за
свой голос, праздники приносили ему самый большой доход. Второй раз подряд он
упускает Рождество. В прошлом году он находился в Испании и ухаживал за своей
второй женой, уговаривая ее выйти за него замуж.
— Да, — сказал он. — Накануне Рождества и в
само Рождество.
Он не упомянул канун нового года. Это будет одной из тех
сумасшедших ночей, в которых он время от времени нуждался.
Джинни помогла ему надеть пиджак и почистила его щеткой. Он
всегда следил за своей одеждой. Он было рассердился, что рубашка отутюжена не
слишком старательно и запонки болтаются, но вовремя сдержался. Джинни
рассмеялась.
— Том не почувствует разницы.
Три женщины проводили его к двери и вышли с ним к стоянке
автомобилей. Девочки держали его за руки. Жена шла немного поодаль. Она
радовалась счастливому выражению его лица. Подойдя к машине, он по очереди
покрутил девочек в воздухе и поцеловал их. Потом поцеловал жену и сел в машину.
Он никогда не любил прощаться.
Прием Хагена подготовил секретарь по контактам с населением.
Возле дома Джонни поджидала взятая напрокат машина, в которой сидели секретарь
и еще один человек из обычной свиты Фонтена. Джонни остановил свой автомобиль,
забрался в поджидавший, и они поехали к аэропорту. Потом он долго ждал, не
выходя из автомобиля, а секретарь отправился к самолету встречать Тома Хагена.
Том сел в машину. Они пожали друг другу руки и поехали домой.
Наконец, они с Томом остались одни в гостиной. В их
отношении друг к другу чувствовалась явная неприязнь. Джонни никак не мог
простить Хагену то, что тот служил препятствием между ним и доном в те мрачные
времена, когда дон на него сердился, вплоть до свадьбы Конни. Том не привык просить
прощения. Он просто не мог этого делать. Одной из его обязанностей было служить
громоотводом для взрывов человеческого негодования, которые, по сути, должны
были быть направлены против самого дона.
— Твой крестный послал меня уладить для тебя несколько дел, —
сказал Хаген. — Я хотел бы закончить все к Рождеству.
Джонни Фонтена пожал плечами.
— Съемки закончились. Режиссер оказался парнем честным
и отнесся ко мне корректно. Кадры с моим участием очень важны, и Вольтц, как бы
не жаждал мне отомстить, не оставит их на полу монтажной. Он не может так
просто отмахнуться от фильма, который обошелся в десять миллионов долларов.
Поэтому теперь все зависит от реакции зрителя на мою игру.
— А приз Академии действительно очень важен для
актерской карьеры или это просто рекламное дерьмо, не имеющее никакой
ценности? — осторожно спросил Хаген. Потом он остановился, подумал и
спешно добавил. — Кроме дифирамбов, разумеется. Дифирамбы все любят.
Джонни Фонтена улыбнулся.
— Все, кроме моего крестного, — сказал он. —
Том, это не просто дерьмо. Приз Академии обеспечивает актера работой и славой
на десять лет вперед. Актеру предоставляется возможность самому выбирать роли.
Публика толпами валит на фильмы с его участием. Это, разумеется, далеко не все,
что нужно человеку, но для актера это самое главное. Я все свои планы строю на
получении приза. Не потому, что я такой уж великий актер, а потому, что я
известен, как певец, и эта роль для меня важное испытание, пробный камень, если
хочешь. И, кроме того, я играю в нем неплохо.
Том Хаген пожал плечами и сказал:
— Твой крестный говорит, что в нынешней ситуации у тебя
нет шансов на получение приза.
Джонни Фонтена рассердился.
— О чем, черт побери, ты говоришь? Фильм еще не
смонтирован, и никто его не видел. Дон понятия не имеет о производстве фильмов.
Ты пролетел три тысячи миль, чтобы сказать мне это?
Он был настолько потрясен, что на глазах его показались
слезы.
— Джонни, я тоже не имею понятия о процессе работы над
фильмами, — озабоченным тоном сказал Хаген. — Я всего-навсего мальчик
на побегушках. Мы с доном много раз говорили о тебе. Он чувствует, что ты все
еще нуждаешься в его помощи, и он хочет наладить твою жизнь раз и навсегда. И я
здесь, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Но ты должен начать взрослеть,
Джонни. Перестань думать о себе, как о певце или актере. Начни думать, что ты
сильный человек.
Джонни Фонтена засмеялся и наполнил свой стакан.
— Если не получу Оскара, силы у меня будет не больше,
чем у моих дочерей. Голос мой пошел к черту. Вернись он, я мог бы сделать несколько
шагов. А-а… К черту. А с чего крестный взял, что я не получу приз? О'кэй, верю,
что он знает. Он никогда не ошибался.
Хаген зажег сигарету.
— Нам стало известно, что Джек Вольтц не собирается
истратить на выставление твоей кандидатуры ни гроша. Он, по сути, заявил всем
членам жюри, что не желает видеть тебя обладателем Оскара. Кроме того, он
делает все, чтобы голоса были отданы другому парню. Он дает всевозможные
взятки: должности, деньги, красоток, словом — все. Он пытается делать это, не
нанося вреда фильму.
Джонни Фонтена пожал плечами. Он наполнил свой стакан виски.
— Значит, я погиб, — сказал он.
Хаген презрительно посмотрел на него.
— Пьянство не поможет твоему голосу, — сказал он.
— Хрен с ним. И с тобой тоже.
— Лицо Хагена сделалось вдруг гладким и безучастным.
— О'кэй, я буду вести дела на чисто деловой основе.
Джонни Фонтена поставил свой стакан и сел напротив Хагена.
— Я сожалею о том, что сказал, Том, — произнес он
извиняющимся тоном. — Боже, как я сожалею! Я выливаю на тебя все это,
потому что хочу удушить этого ублюдка Джека Вольтца и боюсь сказать плохое
слово про моего крестного. Поэтому я и сержусь на тебя.
На его глаза навернулись слезы. Он швырнул стакан с виски в
стену, но толстое стекло не сломалось, а подкатилось к его ногам. Джонни бросил
на него гневный взгляд и рассмеялся.
