В 1939 году дон Корлеоне решил перебраться с семейством за
город. Как и каждый отец, он хотел, чтобы его дети учились в хорошей школе и
дружили с порядочными детьми. Ему хотелось жить в пригороде, где его имя никому
не было знакомо. Он купил аллею в Лонг-Биче. Тогда там было всего четыре дома и
огромный пустырь, на котором можно было построить еще дома. Сонни был обручен с
Сандрой и собирался вскоре пожениться. Один дом будет для него. Один дом
предназначался дону. В третьем поселился Дженко Абандандо с семейством.
Четвертый дом до поры до времени пустовал.
Через неделю после того, как семейство Корлеоне перебралось
в новые дома, к аллее подкатил грузовик с тремя рабочими. Они утверждали, что
являются инспекторами по отоплению от муниципалитета Лонг-Бича. Один из молодых
телохранителей дона впустил их в дом и повел к печи на нижнем этаже. Дон, его
жена и Сонни находились в это время в саду и дышали свежим морским воздухом.
Дон был очень недоволен, когда его позвал телохранитель.
Трое рабочих, крупные и здоровые парни, сгрудились возле печи. Они уже успели
разобрать ее и разбросать отдельные части по бетонному полу нижнего этажа. Их
предводитель сказал дону охрипшим голосом:
— Твоя печь ни к черту не годится. Если хочешь, чтобы
мы ее заново собрали, тебе придется заплатить сто долларов. — Он вынул
красную бумажку. — Мы приклеим этот ярлык, и никто тебя больше беспокоить
не будет.
Дело принимало забавный оборот. Прошедшая неделя была тихой,
скучной, дону пришлось оставить все дела и заботиться о переезде в новый дом.
Он спросил на ломаном английском:
— А что случится с печкой, если я вам не заплачу?
«Рабочий» пожал плечами.
— Мы просто оставим ее в таком состоянии.
И он показал пальцем на разбросанные по полу части.
— Подождите, — сказал дон мягким голосом, —
пойду за деньгами.
Он вышел в сад и сказал Сонни:
— Слушай, там несколько человек занимаются печью. Я не
понимаю, что они хотят. Иди в дом и займись этим делом.
Это было не просто шуткой. Дон взвешивал возможность сделать
сына своим заместителем и решил подвергнуть его испытанию.
Решение, найденное Сонни, вовсе не обрадовало его отца. Оно
было слишком прямым и лишенным сицилийского остроумия. Оно напоминало скорее
дубинку, чем рапиру. Как только Сонни услышал требование главаря мошенников, он
вытащил пистолет и приказал телохранителям отца избить всю троицу. Потом он
заставил «рабочих» собрать заново печь и подмести пол. Он обыскал их и по
найденным документам понял, что работают они в фирме, занимающейся реставрацией
домов, главная контора которой находится в округе Саффолк. Он выяснил имя
директора фирмы, а потом пинками заставил «рабочих» на карачках подползти к
грузовику.
— Чтобы вы не смели больше показываться в
Лонг-Биче, — сказал он. — Если увижу вас еще раз, повешу вам яйца на
уши.
Это было типично для молодого Сантино: перед тем, как
повзрослеть и стать более жестоким, он часто вставал на защиту своего квартала.
Сонни лично навестил директора фирмы по реставрации домов и предложил ему
больше не посылать больше рабочих в Лонг-Бич. Как только семейство Корлеоне
установило свои обычные связи с полицией, последняя стала сообщать о каждом
преступлении, совершенном профессиональными преступниками во владениях
семейства. В течение года Лонг-Бич стал городом с самой незначительной в
Соединенных Штатах преступностью. Грабителям и профессиональным шантажистам
«предложили» не заниматься своим ремеслом в этом городе. Им разрешалось
совершить только одно преступление. После второго они просто исчезали.
Аферисты, специализирующиеся на реставрации домов, и мошенники, посещающие один
дом за другим, были вежливо предупреждены, что их присутствие в Лонг-Биче
нежелательно. Те из них, кто не обратил надлежащего внимания на предупреждение,
были избиты до полусмерти. Местные хулиганы, относившиеся с недостаточным
уважением к закону, получили отеческий совет бежать из дому. Лонг-Бич
превратился в образцовый город.
Дону было ясно, что он вполне мог бы занять соответствующее
его уму место в другом мире, путь в который был ему заказан с детства. Он
предпринял соответствующие шаги, чтобы теперь проникнуть в этот мир.
Так и жил он счастливой жизнью на своей аллее в Лонг-Биче,
укрепляя и расширяя свое царство, пока Турок-Солоццо не нарушил к концу войны
перемирие, заставив империю дона погрязнуть в войне, а его самого очутиться на
больничной койке.
Часть четвертая
15
В Нью-Хэмпшире домашние хозяйки и скучающие от безделья
лавочники обращали внимание на каждое новое для их глаза явление. Поэтому
спустя несколько минут после того, как перед домом Адамсов остановился черный
автомобиль с нью-йоркским номером, об этом знал каждый житель городка.
Кей Адамс, которая несмотря на свое университетское
образование, осталась типичной провинциалкой, тоже смотрела на улицу из окна
своей спальни. Она усердно готовилась к экзаменам и собиралась спуститься вниз
пообедать, когда заметила приближающуюся машину. Из машины вышли двое крупных и
сильных мужчин, которые вполне могли сойти за гангстеров из кинобоевика. Она
бегом спустилась вниз по лестнице, чтобы оказаться первой у двери. Кей каким-то
чутьем поняла, что эти люди имеют отношение к Майклу или его семейству и не
хотела, чтобы они встретились с отцом. Нет, она, разумеется, не стыдится друзей
Майка. Просто ее родители — янки из Новой Англии, и они даже не поймут, откуда
у нее такие знакомые. Она подоспела к двери как раз в тот момент, когда зазвонил
колокольчик, и крикнула матери:
— Я открою!
Когда она открыла дверь, один из мужчин сунул руку в карман
пиджака, словно гангстер, собирающийся вытащить пистолет. Это движение так
удивило Кей, что она легонько вскрикнула, но человек вытащил тоненькую кожаную
книжку и раскрыл ее перед глазами Кей.
— Я сыщик Джон Филипс из полиции Нью-Йорка, —
сказал он, а потом показал пальцем на второго человека с темным лицом и черными
густыми бровями. — А это мой коллега, сыщик Сириани. Вы мисс Кей Адамс?
Кей кивнула.
— Вы позволите нам войти на несколько минут и
побеседовать с вами? — спросил Филипс. — Речь идет о Майкле Корлеоне.
Она отошла в сторону, давая им возможность войти. В этот
момент в боковом коридорчике, ведущем в кабинет, показался ее отец.
— В чем дело, Кей? — спросил он.
Ее отец был священником местной баптистской церкви, но слухи
о его учености разнеслись далеко за пределами религиозных кругов. Кей плохо
знала своего отца, он всегда был для нее загадкой. Часто он старался показать,
что она не интересует его, как человек, но Кей чувствовала, что он ее любит.
Несмотря на то, что они никогда не были близки друг другу, Кей доверяла отцу.
Поэтому она не смутилась, ответила:
