Когда он покончил с супом, жена поставила перед ним тарелку
с небольшим бифштексом и несколькими листочками шпината, окропленными желтым
оливковым маслом. Он не испытывал особого пристрастия к еде. Кончив есть,
Америго выпил чашку кофе и выкурил еще одну сигарету «кэмел». За кофе он думал
о своей несчастной дочери. Она никогда не будет такой, как была. Красота ее
вернулась, но в глазах остался взгляд испуганного зверька, и это он не мог
вынести. Поэтому и послал ее на некоторое время в Бостон. Время залечит раны.
Боль и страх, как мы знаем, не столь конечны, как смерть. Работа сделала его оптимистом.
Он едва успел допить кофе, как в гостиной зазвонил телефон.
Когда он был дома, жена не подходила к телефону.
— Алло, — тихим и вежливым голосом сказал он.
Голос на втором конце провода был напряженным и строгим.
— Говорит Том Хаген. Я звоню по просьбе дона Корлеоне.
Америго Бонасера показалось, что кофе киснет у него в
желудке, и он почувствовал легкую тошноту. Прошло более года со времени, когда
он сделался должником дона, и мысль о том, что долг придется отдавать,
мало-помалу затушилась в сознании. Вид превратившихся в кровавое месиво
бандитов так обрадовал его, что он на все был готов для дона. Но время
расправляется с благодарностью с еще большей скоростью, чем с красотой.
Дрожащим голосом Америго Бонасера ответил:
— Да, понимаю. Я слушаю.
Его удивил холод в голосе Хагена. Консильори хоть и не был
итальянцем, всегда говорил вежливым тоном, теперь же его голос звучал грубо и
торопливо.
— Ты должен оказать дону услугу, — сказал
Хаген. — Он не сомневается, что ты возвратишь долг и обрадуешься предоставленной
тебе возможности это сделать. Не ранее, чем через час, возможно — позднее, он
придет в твою контору и попросит тебя о помощи. Будь там. Пусть не будет никого
из работников. Пошли их домой. Если ты возражаешь, говори теперь, и я передам
это дону Корлеоне. У него имеются и другие друзья, способные оказать ему эту
услугу.
В страхе Америго Бонасера едва не закричал в трубку:
— Как ты мог подумать, что я откажу крестному отцу?
Разумеется, я сделаю все, что он попросит. Я не забыл про свой долг. Сейчас же
пойду в свою контору. Сию секунду.
Голос Хагена несколько смягчился, но все еще звучал странно.
— Спасибо, — сказал он. — Дон никогда в тебе
не сомневался. Вопрос исходил от меня. Исполни сегодня ночью его просьбу, и в
беде ты всегда можешь придти ко мне.
Это еще больше напугало Америго Бонасера.
— Дон сам придет этой ночью? — пробормотал он.
— Да, — ответил Хаген.
— Значит он полностью оправился от ран? Слава
богу, — сказал Бонасера.
На втором конце провода долго молчали, потом Хаген тихо
сказал:
— Да.
Послышался щелчок и раздались короткие гудки. Бонасера
покрылся испариной. Он вошел в спальню, сменил рубашку и прополоскал рот, но
решил не бриться и не менять галстук. Он позвонил в контору и приказал своему
служащему остаться с семьей усопшего и воспользоваться передним залом. Сам он
будет занят в лаборатории. Когда работник начал задавать вопросы, Бонасера
резко оборвал его.
Он надел костюм, и жена, которая все еще продолжала есть,
удивленно посмотрела на него.
— У меня много работы, — сказал он. Жена, увидев
его лицо, не стала расспрашивать. Бонасера вышел на улицу и направился к своей
конторе.
Здание, в котором располагалась контора, стояло одиноко на
большом пустыре и было окружено высокой живой изгородью. С улицы к зданию вела
узкая дорога, достаточно, правда, широкая для карет скорой помощи и катафалков.
Бонасера отворил ворота и оставил их открытыми. Потом обогнул здание и вошел в
широкую дверь. Он видел посетителей, которые входили в парадную дверь.
Много лет назад, когда Бонасера откупил контору у
собиравшегося выйти на пенсию могильщика, там было крыльцо с десятком ступеней,
по которым приходилось вскарабкиваться прежде, чем посетители попадали в зал.
Это составляло настоящую проблему. Старики и инвалиды были не в состоянии сами
подняться в зал, и прежний могильщик приспособил для них подъемную платформу.
Ей же пользовались и для подъема гробов. Америго Бонасера нашел это решение
проблемы неприглядным и распорядился изменить весь фасад здания, убрать крыльцо
и вместо него построить пологую лестницу.
В задней части здания, отделенной от передней залами
погребения и прочной звуконепроницаемой дверью, находилась контора, комната
бальзамирования, склад гробов и надежно запертый шкаф, в котором были
расставлены химикалии и страшные инструменты его профессии. Бонасера прошел в
контору, сел за стол и зажег сигарету — это был один из редчайших случаев,
когда он позволял себе здесь курить. Он готовился к встрече с доном Корлеоне.
Им овладело отчаяние. Он прекрасно понимал, о какой услуге
идет речь. В последний год семейство Корлеоне ведет войну с остальными
семействами из мафии Нью-Йорка, и газеты все время полны ужасных подробностей
об убийствах. Убито много людей с обеих враждующих сторон. Теперь, видимо,
семейству Корлеоне удалось убить какого-то очень важного врага, и оно хочет
избавиться от трупа, а что может быть лучше официального погребения у
могильщика, имеющего разрешение на работу? Америго Бонасера не питал никаких
иллюзий относительно предстоящей ему работы. Он будет соучастником убийства.
Если дело раскроется, ему придется провести немало лет в тюрьме. Позор падет на
его дочь и жену, а его имя, имя всеми уважаемого человека, будет растоптано в
грязи кровавой войны мафии.
Он позволил себе выкурить еще одну сигарету. Потом его пронзила
еще более ужасающая мысль. Когда станет известно, что он помогал семейству
Корлеоне, остальные семейства мафии отнесутся к нему, как к врагу. Они убьют
его. Теперь он проклинал тот день, когда пошел к крестному отцу и умолял
отомстить за его дочь. Он проклинал тот день, когда его жена и жена дона
Корлеоне сделались подругами. Он проклинал свою дочь, проклинал Америку,
проклинал судьбу. Однако, постепенно к нему вернулся его обычный оптимизм. Все
еще может устроиться. Дон Корлеоне умный человек. Все наверняка запланировано и
будет держаться в тайне. Остается только беречь нервы.
Послышался шум машины. Натренированный слух подсказал ему,
что машина проехала по боковой тропинке и остановилась на заднем дворе. Вошел
высокий полный человек — Клеменца, за ним два молодых человека с грубыми
лицами. Не говоря ни слова, они обыскали комнаты, потом Клеменца вышел во двор.
Молодые люди остались с могильщиком.
Через несколько минут Бонасера различил шум приближающейся
по тропинке тяжелой кареты скорой помощи. Снова показался Клеменца, а за ним
два человека с носилками. Худшие опасения Америго подтвердились. На носилках
лежал завернутый в серое труп, босые желтые ноги которого высовывались наружу.
