Люси с силой дернула его за волосы, и он вынужден был
остановиться. Она улыбнулась.
— Если этой ночью ты не будешь доволен, я смогу со
спокойной совестью утверждать, что это твоя вина, — сказала она.
— Я за свою работу ручаюсь. Я все запланировал сам, а
черную работу предоставил делать Келнеру, — сказал Джул. — Теперь
пойдем отдохнем, нам предстоит трудная ночь исследований.
Когда они поднялись в его квартиру — они жили теперь вместе
— Люси ждал сюрприз: великолепный ужин и рядом с бокалом шампанского —
коробочка с обручальным кольцом, на котором блестел огромный алмаз.
— Это еще одно доказательство моей уверенности в
результатах своей работы, — сказал Джул. — Теперь пойдем посмотрим,
достойна ли ты этого.
Он был с ней очень нежен. Вначале она боялась, но
успокоившись, ее тело наполнилось такой сладкой истомой, какой она никогда не
знала.
— Я проделал хорошую работу, — сказал он.
— О, да, — прошептала она.
Они рассмеялись и теперь уже без слов бросились в пучину
любви.
Часть шестая
23
Пять месяцев пребывания в Сицилии понадобилось Майклу
Корлеоне, чтобы понять людей, подобных Луке Брази, жестокому капорегиме
Клеменца, понять беспрекословное подчинение матери отцу. В Сицилии он увидел,
что стало бы с ними, откажись они от борьбы. Он понял слова дона «у человека
одна судьба». Ему стало понятно их презрительное отношение к властям и
ненависть к людям, нарушившим закон молчания — омерту.
Майкла, одетого в старую потрепанную одежду, переправили с
корабля, который бросил якорь в Палермо, в глубь острова Сицилия, в самое
сердце района, подвластного мафии. Местный дон был должником его отца. В этом
районе находился и городок Корлеоне, чьим именем воспользовался, эмигрировав в
Америку, отец Майкла. Никого из родных и близких не осталось здесь. Женщины
умерли от старости. Мужчины либо погибли, либо эмигрировали — кто в Америку,
кто в Бразилию. А кто и просто в другие районы Италии. Число убийств в этом
городке было самым большим в мире.
Майкла поселили в доме дяди главаря мафии. Дядя,
семидесятилетний холостяк, был единственным в районе врачом. Сам глава мафии
(капо-мафиозо) дон Томасино, был мужчиной лет шестидесяти и работал управляющим
усадьбой (габелотто) одной из наиболее аристократических семей Сицилии. Кроме
основных обязанностей, управляющий нес ответственность за то, чтобы бедняки не
требовали необрабатываемой земли, не переходили границу усадьбы, — во
время охоты или в попытке незаметно обработать бесхозную землю. Короче, дон
Томасино за определенную мзду защищал богачей от посягательств — как законных,
так и незаконных. Когда один из бедняков пытался воспользоваться законом,
дающим ему право купить необрабатываемую землю, габелотто заставлял его под
угрозой смерти отказаться от подобной мысли. Все было очень просто.
Дон Томасино владел также правами на воду и не допускал
строительства новых плотин. Подобные плотины могли также уничтожить доходное
дело по продаже воды из артезианских колодцев, делали воду слишком дешевой и
вообще разрушали с трудом построенное водное хозяйство. Дон Томасино был
капо-мафиозо старой закалки и не хотел и слышать о наркотиках или проституции.
На этой почве у него возникали частые споры с новым поколением руководителей
мафии, которое находилось под сильным влиянием реэмигрантов из Америки, и было
избавлено от свойственных старому поколению комплексов.
Капо- мафиозо был «человеком с брюхом», то есть он был
в состоянии наводить страх на людей. Находясь под его покровительством, Майклу
нечего было опасаться, но вместе с тем его личность решено было держать в
тайне. Майклу запретили выходить за пределы усадьбы доктора Таца, дяди дона
Томасино.
Доктор Таца, очень высокий для сицилийца (почти метр
восемьдесят), был румяным стариком с белыми, как снег волосами. Несмотря на свои
семьдесят лет, он раз в неделю навещал молодых проституток Палермо. Другой
страстью доктора Таца было чтение. Он читал все подряд, а потом
разглагольствовал о прочитанном в кругу своих больных, которые были в основном
безграмотными крестьянами и считали его слегка помешанным. Вечерами доктор
Таца, дон Томасино и Майкл сидели в саду, окруженные мраморными статуями,
которые, казалось, росли в садах этого острова. Доктор Таца любил рассказывать
об истории мафии, и в Майкле он нашел внимательного слушателя. Иногда дон
Томасино, опьяненный покоем, чистым воздухом сада и крепким вином, рассказывал
истории из своей собственной жизни.
В этом старинном саду Майкл ощутил корни, из которых вырос
его отец. Ему рассказали, что слово «мафия» означало вначале «убежище», а потом
превратилось в название подпольной организации, целью которой была борьба с
властями, угнетавшими население страны. Сицилию эксплуатировали особенно
жестоко. Инквизиторы пытали и бедного, и богатого, а богатые помещики и
руководители католической церкви всячески навязывали стране свою власть.
Полиция была полностью на их стороне и настолько солидаризовалась с властями,
что кличка «полицейский» превратилась в самое тяжелое оскорбление для
сицилийца.
Не знающая пощады жестокость властей научила людей не
выдавать своей ненависти и страха. Они научились не произносить угроз,
способных вызвать ответные действия. Они поняли, что общество является их
врагом и за помощью обращались к восставшему подполью, к мафии. И мафия
укрепилась, создав свой закон молчания — омерту. Путник, спрашивавший, как
пройти в ближайший город, не удостаивался ответа. Член мафии, показав полиции,
на того, кто в него только что стрелял, совершал самое тяжелое преступление.
Омерта превратилась в религию народа. Женщина отказывалась назвать полиции
имена людей, убивших ее мужа и детей или изнасиловавших ее дочь.
Власти не отличались справедливостью, и людям приходилось
обращаться к мафии. И мафия в определенной степени выполняла эту роль. Местный
капо-мафиозо всегда был готов обеспечить бедняков едой, работой и защитой.
Доктор Таца ничего не сказал о том, что сицилийская мафия
превратилась, в конце концов, в марионетку богачей, в дополнительную
полицейскую силу. Она стала организацией, облагающей своими налогами каждое
предприятие, как бы мало оно ни было.
Майкл впервые понял, почему люди, подобные его отцу,
предпочли стать ворами и убийцами, а не уважаемыми гражданами общества. Эти
люди были слишком свободолюбивы, чтобы покориться нищете и унижениям.
Сицилийские эмигранты в Америке справедливо полагали, что местные власти
отнесутся к ним не менее жестоко, чем власти Сицилии.
Доктор Таца предложил Майклу составить ему компанию во время
очередного посещения публичного дома, но Майкл отказался. Побег в Сицилию лишил
его возможности вовремя подлечиться, и левая щека стала для него постоянным
напоминанием о капитане Мак-Клуски. Кости неправильно срослись, и это придавало
его лицу, особенно в профиль, злодейское выражение. Майкл всегда гордился своей
красотой, и искривленное лицо огорчало его больше, чем он мог предполагать.
Появлявшуюся временами боль Майкл снимал таблетками. Их давал ему доктор Таца,
и он предложил Майклу заняться его лицом. Майкл пробыл в Сицилии достаточно
времени, чтобы понять: нет здесь хуже врача, чем доктор Таца, и наотрез
отказался от операции. Этот врач читал все, кроме медицинской литературы, в
которой он, по собственному признанию, ничего не понимал. Экзамены на
медицинском факультете он сдал благодаря вмешательству капо-мафиозо, который
специально съездил в Палермо, чтобы побеседовать с профессорами факультета об
оценках своего подопечного.
