— Я о них позаботился. После развода я дал Джинни и
детям даже больше того, чем присудил суд. Я навещаю их раз в неделю. Мне их
недостает. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. — Он отпил немного
водки. — Теперь вторая жена смеется надо мной. Она не понимает, почему я
ревную. Она зовет меня «старомодным итальяшкой» и издевается над тем, как я
пою. Перед уходом я хорошенько побил ее, но не в лицо, так как она снимается в
фильме. Я бил ее по рукам и ногам, а она продолжала смеяться. — Он зажег
сигарету. — Так вот, крестный, именно теперь мне кажется, что не стоит
жить.
Дон Корлеоне сказал очень просто:
— Это относится к тому сорту проблем, в которых я не
могу тебе помочь разобраться. — Он выдержал паузу, а потом спросил. —
Что случилось с твоим голосом?
Показная веселость исчезла с лица Джонни Фонтена.
— Крестный, я не могу больше петь. Что-то случилось с
моим горлом, и врачи не знают, что именно.
Дон и Хаген удивленно посмотрели на него. Джонни всегда был
так силен. Фонтена продолжал:
— Два фильма принесли мне кучу денег. Я стал
знаменитостью. Теперь они выбрасывают меня на улицу. Директор студии всегда
меня ненавидел, и теперь у него прекрасный случай отомстить мне.
Дон Корлеоне подошел к своему крестнику и грустно спросил
его:
— А почему этот человек не любит тебя?
— Все свои песни я исполнял на сборищах либеральных
организаций. Джек Вольтц не любит эти песни. Он звал меня коммунистом, но ему
не удалось приклеить мне эту кличку. Потом я увел у него из-под носа девушку,
которую он берег для себя. Это было делом одной ночи, и она, кроме того,
преследовала меня. Что я, черт побери, должен был делать? Потом эта шлюха, моя
вторая жена, выбрасывает меня на улицу. Джинни и дети готовы принять меня при
условии, что я приползу к ним на коленях. Петь я больше не могу. Крестный, что,
черт побери, мне делать?
Лицо дона сделалось холодным и утратило последние признаки
симпатии к молодому человеку. Дон с презрением сказал:
— Прежде всего ты должен быть мужчиной. —
Неожиданно его лицо перекосила гримаса гнева, и он закричал. — Мужчиной!
Он протянул руку над столом и схватил Джонни Фонтена за
шевелюру.
— Во имя Христа, неужели ты не можешь быть мужчиной?
Голливудская тряпка, которая плачет и умоляет о жалости! Которая скулит, как
баба: «Что делать? Что делать?»
Имитация дона была столь удачной и неожиданной, что Джонни и
Хаген отпрянули и засмеялись. Дон Корлеоне был доволен. С минуту он думал о
том, как сильно любит этого крестника. Как прореагировали бы трое его сыновей
на подобную выходку? Сантино погрустнел и плохо вел себя в ближайшие несколько
недель. Фредо испугался бы. Майкл ответил бы холодной улыбкой и покинул бы дом
на несколько месяцев. А Джонни… какой прекрасный парень. Он смеется, собирается
с силами, знает, хитрец, в чем дело.
Дон Корлеоне продолжал:
— Отбил у своего босса девушку, а потом жалуешься на
то, что он отказывается помочь тебе. Какая чушь. Оставил семью, детей, чтобы
жениться на шлюхе, а потом плачешь, что они не встречают тебя с распростертыми
объятиями. Шлюху ты не бьешь по лицу, потому что она снимается в фильме, а
потом удивляешься, что она смеется над тобой. Ты жил как дурак и добился
своего.
Дон Корлеоне прервал свой монолог, а потом спросил Джонни
терпеливым голосом:
— На этот раз ты готов послушаться моего совета?
Джонни Фонтена пожал плечами:
— Я не могу второй раз жениться на Джинни, во всяком
случае не так, как она этого хочет. Я должен играть в карты, я должен пить, я
должен иметь друзей. Красотки толпами бегают за мной, и я не могу
сопротивляться. Возвратясь к Джинни, я чувствовал бы себя обманщиком. Нет, не
могу я снова проходить через это дерьмо.
— Я не советую тебе снова жениться на Джинни. Делай,
что хочешь. Но плохой отец никогда не будет настоящим мужчиной. А чтобы ты мог
быть хорошим отцом для своих детей, их мать должна принять тебя. Кто сказал,
что ты не можешь видеть их каждый день? Кто сказал, что ты не можешь жить с
ними в одном доме? Кто сказал, что ты не можешь сам распоряжаться своей жизнью?
Джонни Фонтена засмеялся.
— Крестный, не все женщины сделаны из того же теста,
что и старые итальянки. Джинни на это не пойдет.
Теперь дон явно насмехался:
— А почему не пойдет? Потому что ты вел себя, как
тряпка. Одной ты дал больше, чем присудил суд. Вторую не бил по лицу, потому
что она снималась в фильме. Ты позволяешь женщинам диктовать себе условия, а им
это не полагается. Здесь, на земле, во всяком случае. На небесах они наверняка
станут святыми, а нас изжарят в аду. — Голос дона сделался
серьезным. — Ты был хорошим крестником и всегда относился ко мне с
уважением. Но как ты относишься к своим друзьям? Один год ты вертишься с одним
человеком, другой год — с другим. Помнишь парня-итальянца, он был таким смешным
в фильмах? Счастье не улыбнулось ему, а ты не соизволил с ним встретиться и
помочь ему, потому что был знаменитостью. А что с твоим старым другом, вместе с
которым ты ходил в школу, вместе с которым вы пели — Нино? Он разочаровался и
запил, но он никогда не жалуется. Он работает шофером, а в конце недели поет за
несколько долларов. Он ни разу не сказал про тебя дурного слова. Ты не мог ему
немного помочь? Почему? Он поет неплохо.
Джонни Фонтена ответил с терпеливой усталостью:
— Крестный, он недостаточно талантлив. Сам он в
порядке, но голос у него не особенно сильный.
Дон Корлеоне сузил глаза и сказал:
— А теперь ты, крестник, недостаточно талантлив. Помочь
тебе устроиться на такую же работу, что и Нино? — Джонни не ответил и дон
продолжал. — Главное — это дружба. Дружба значит больше таланта. Никогда
этого не забывай. Заведи себе настоящих друзей, тебе не пришлось бы обращаться
ко мне за помощью. А теперь скажи мне, почему ты не можешь петь? В саду ты пел
неплохо. Не хуже Нино.
Джонни и Хаген улыбнулись.
— У меня слабый голос, — терпеливо объяснял
Джонни. — Спою песню-другую, а потом не могу петь несколько часов и даже
дней. Я не дотягиваю до конца репетиций. Голосовые связки ослабели, но врачи не
могут понять, что это за болезнь.
— Итак, у тебя неприятности с женщинами. Голос твой
ослабел. А теперь расскажи, что у тебя с этим мыльным пузырем из Голливуда,
который не дает тебе работать.
Дон поставил вопрос ребром.
— Он действительно пузырь, но не мыльный, — сказал
Джонни. — Это директор студии. Он советник президента по вопросам военной
агитации в кино. Месяц назад он купил права на инсценировку самого популярного
романа года. Это настоящий бестселлер. А главное действующее лицо… Словом, мне
не пришлось бы даже играть — надо было лишь оставаться самим собой. По сценарию
мне не полагается петь. У меня было бы много шансов получить приз Академии. Все
знают, что роль прямо создана для меня и что она способна снова сделать меня
знаменитым актером. Но этот выродок, Джек Вольтц, мстит и не соглашается дать
мне эту роль. Я предложил играть за минимальную оплату, почти бесплатно, но он
стоит на своем. Он просил передать мне, что если я приду в павильон и поцелую
его в задницу, то он, возможно, подумает над тем, чтобы изменить свое решение.
