Новосильцевой было не до смеха. Она была мрачна, как грозовая туча.
– Что за хулиганство? – возмущенным шепотом спросила она. – Зачем вы устроили балаган? Заславский все поймет уже через несколько минут. Теперь его никакие тормоза не удержат!
Но комиссар Яковлев был доволен. Он потер подбородок, который после бритья горел и слегка зудел.
– Сударыня, – спросил он. – Вам приходилось когда-нибудь читать или слышать, что такое гальваническая терапия? Иными словами, лечение электрошоком.
– Да, но какое это имеет?..
– Самое непосредственное, – сказал он. – Лучшего момента вывести Заславского из себя и вывернуть его наизнанку, я не нашел бы. Теперь он будет сгорать не только от служебного рвения. Но и от злобы. А значит, делать ошибки. Так что мы сейчас получили определенное преимущество.
И он повернулся к Николаю.
– А теперь, Николай Александрович, нам необходимо где-нибудь уединиться.
– Вечером?
– Нет, в сей же час, – ответил Яковлев. – Где есть место, чтобы мы могли бы поговорить без свидетелей?
– Да, прошу сюда!
И он открыл дверь в соседнюю комнату.
– Здесь еще одно мое прибежище. Правда, оно больше на кладовую похоже… Но это и в самом деле есть кладовая… моих невысказанных мыслей! – с легким смешком добавил Николай.
Комната была небольшой, тесной, с одним письменным столом у голландской печки. Вся она была уставлена почти до потолка сундуками, чемоданами, баулами, багажными плетеными корзинами.
Сесть Николай не предложил, да здесь и был всего один стул, на спинке висела длиннополая солдатская шинель. Ее Николай стал носить почти постоянно и снимал только в комнате, потому что солдатский комитет постановил снять со всех офицеров погоны. Подчиниться требованию Николай не захотел. Штатскую одежду он не любил, с четырнадцатого года вообще перестал ее носить, да здесь у него ничего из цивильного и не было. Поначалу Николай выходил на публику в черкеске – к ней по форме погоны не полагались. Потом просто набрасывал на плечи гимнастерки шинель.
Он перекатил через порог коляску с женой и плотно прикрыл дверь.
– Ваше величество, – заговорил комиссар. – Прошу вас выслушать меня с максимальным вниманием…
– Я готов, – сказал Николай.
– У меня поручение правительства доставить вас и вашу семью в Москву.
– Ах! – воскликнула Александра, схватившись за сердце и озираясь по сторонам. – It's impossible! Это нефозмошно!..
– Уверяю вас, это именно так, как я сказал, – произнес Яковлев.
– Но зачем, зачем? – молитвенно сложив руки, спрашивала она, и в ее речи снова зазвучал сильный немецкий акцент. – Чьто ви от нас еще хотить… пожелаль? Ви будете делать цирковой программ? Возить нас в клетках? А ми будем зверь? Тиггер или лёве? Или обесьян? А дети – обесьянки?
Комиссар отрицательно покачал головой.
– Ваше величество! Уверяю вас, вы ошибаетесь, – твердо возразил он. – Ничего, что могло бы оказаться непочтительным или неуважительным по отношению к вам, нет в моих намерениях и быть не может!
– О, господин комиссар! – покачала головой Александра. – Кто сейчас и что понимает? Все так стало глюпо и неумно!
Николай растерянно молчал, левое веко его мелко дергалось, запульсировали вздувшиеся на лбу сосуды.
– Но тогда… зачем? Нам дадут уехать?.. Неушли?.. Это правда? – с тихой надеждой спросила Александра.
– К величайшему моему сожалению, больше ничего я вам сказать не могу. Все остальное вы узнаете сами уже в Москве. Но там, куда я вас приглашаю, вам будет лучше, чем здесь – поверьте! – ответил Яковлев.
Александра часто и глубоко задышала. Николай держал ее руку и нежно поглаживал. Вдруг он оставил руку жены и решительно заявил:
– Нет, Василий Васильевич! Прошу меня простить, но я никуда не поеду. И делайте, что хотите. К сожалению, я уже никому не могу верить. В том числе и вам. Уж не взыщите! Нет. Мы остаемся здесь.
Яковлев неодобрительно покачал головой и произнес – веско и не скрывая сожаления:
– Ваше величество! Прошу вас этого не делать. Вы должны меня понять: я любой ценой обязан выполнить приказ правительства. Меня никто не может от него освободить – ни человек, ни обстоятельства. Поэтому я не имею права вернуться в Москву без вас. И по долгу моей службы…
– Меня совершенно не интересует ваша политическая карьера! – неожиданно отрезал Николай. – И поэтому я отказываюсь принимать участие в ваших личных или служебных заботах.
Он дрожащими руками достал портсигар, открыл, взял папиросу и попытался прикурить, но шведская спичка плясала у него в руках и папироса не загоралась. Он взял другую и сломал ее. Взял еще одну и снова сломал.
– Позвольте мне, – сказал Яковлев и протянул зажигалку, сделанную из медной гильзы винтовочного патрона.
Щелкнуло колесико, запахло бензином. Комиссар поднес желтоватый лепесток пламени к папиросе.
– Ах, оставьте, прошу вас! – Николай вытащил из коробки четвертую спичку, но сломал и эту.
Яковлев снова щелкнул зажигалкой.
– Прошу.
Николай поколебался, но когда огонек начал таять, передумал и прикурил.
– Итак, – продолжил Яковлев, – по долгу моей службы я не могу сейчас уйти и уехать обратно в Москву. И если вы не хотите ехать и не поедете, у меня останется только два выхода. Первый – отказаться от выполнения возложенного на меня поручения. Но это, как я уже сказал, невозможно. Второй: применить силу. Я не хочу применять силу. И я не буду применять силу – это я вам обещаю!
– Вот и славно, – обрадовался Николай. – Поезжайте, голубчик, обратно в Москву. А мы останемся здесь.
– И что же дальше? – спросил Яковлев, вглядываясь в лицо Николая. «Сколько же ему? Кажется, пятьдесят. Да, в этом году как раз пятьдесят», – подумал комиссар.
– Дальше – как Бог даст! – заявил Николай. – Ничего не происходит помимо Его воли.
– Уж не думаете ли вы, Николай Александрович, что в таком случае меня послал к вам дьявол? – усмехнулся Яковлев.
Вопрос застал Николая врасплох. И он никак не мог найти на него ответ. Наконец слегка растеряно произнес:
– Нет-нет. Я так не думаю. Ни в коем случае…
– В таком случае я призываю вас трезво посмотреть на вещи. Если откажусь выполнить приказ моего начальства и уеду, то вместо меня пришлют другого человека, менее гуманного. Вполне допускаю что дело могут поручить кому-нибудь вроде пьяницы Авдеева или красногвардейца… Заславского. Скорее всего, именно им и поручат. Но в таком случае появятся серьезные основания опасаться за вас, вашу жизнь и жизнь вашей семьи. Поверьте, это не просто слова. Я знаю, о чем говорю. Со мной же вы можете быть спокойны. Я отвечаю за вашу неприкосновенность и безопасность головой.
