— Ничего? Смеешься?
— Ничего, уверяю тебя. Я ничего не знаю.
— Сомневаюсь, но теперь это не имеет значения.
— Почему?
— Гено умер. Издательство получило уведомление. Поль очень расстроился. Он знал этого господина, поскольку с ним был связан его дед.
Итак, умер последний свидетель. Я с трудом скрыл разочарование, понимая, что сейчас надо продвигаться вперед.
— Когда он умер? — спросил я.
— В прошлом месяце. После продолжительной болезни. Логичный конец респектабельного человека. Как видишь, ничего оригинального. — Мне хотелось повесить трубку, но меня ждал урок нравственности. Ребекка считала, что всему свое время. Сегодняшний день посвящен только концентрации сил. — Ты странно рассуждаешь. Получается, что старик, друг Марселя Мессина, причастен к смерти Клауса. По-твоему, покойник может быть Убийцей, Матиас?
— Я говорил тебе, что он замешан в смерти Клауса?
Ребекка немного успокоилась, повторяя, что следовало бы провести посмертное расследование, а еще лучше сосредоточиться на самом Клаусе.
— Вы были лучшими друзьями. Всех беспокоит твое молчание. Люди стараются дозвониться тебе, но твой проклятый телефон все время занят!
— Ты сама утверждала, что толпа слишком торопится и лучше подождать.
— Не теперь. Я за тобой заеду. Ты готов? Хотя бы побрился? — Я пообещал, что буду готов через час, чтобы она наконец замолчала. — В семь часов, отлично! Жду без опоздания. Шевелись!
Держа телефонную трубку, я взглянул на координаты Гено, нацарапанные на клочке бумаги. Адрес, телефон… Эти два слова стучали в мозгу в ритме сигнала «занято». Адрес, телефон… Я набрал номер Пьера-Эжена Гено. Если он мертв, позвоню его привидению, если и его нет, попрошу кого-нибудь другого, и кто бы ни был этот человек, ему придется рассказать, что произошло 13 сентября 1943 года.
После третьего звонка сняла трубку женщина. Я растерялся.
— Мадам Гено?
— Да?
— Матиас Скриб. Извините, что беспокою вас.
— Мы знакомы?
В голосе прозвучало сомнение неуверенного в себе старого человека. Добыча показалась мне легкой. Я бросился вперед очертя голову.
— Косвенно. Марсель Мессин, мой покойный друг, часто рассказывал о Пьере-Эжене Гено. Я долго был за границей и только что узнал о кончине вашего мужа. Примите мои искренние соболезнования.
Я даже не стыдился своего вранья. Ведь речь идет о торжестве правды, а здесь все средства хороши. Я был убежден, что она ничего не заподозрила.
— Благодарю вас, господин…
— Скриб. Матиас Скриб.
— Благодарю вас. Однако, кажется, я никогда не слышала вашего имени от Марселя Мессина, господин Скриб.
— То есть…
— И голос у вас молодой! Не сердитесь, но вряд ли вы были другом Марселя.
Быстро меня разоблачили! Не хватало только смутиться.
— По правде говоря, я романист, автор исторических романов. Мы часто виделись с Мессином, когда я писал книгу о Сопротивлении.
Я закрыл глаза. Все мое вранье лопнет, как мыльный пузырь, если мадам Гено спросит название книги. Она поступила еще хуже, сказав:
— Вы удивляете меня. Марсель никогда не говорил о войне. Ни с кем. Вот почему ваш звонок удивляет меня. — Похоже, ее не возмущало и не беспокоило, что какой-то любопытный лезет в ее жизнь и врет самым наглым образом. Она этого не понимала, вот и все. — Лучше скажите правду. Пожилых людей не надо обманывать. Признайтесь, что вы ищете. Вы не грабитель?
— Нет!
— Журналист?
— Нет, уверяю вас, я пишу книги…
— Как и другой?
— Какой другой? — выдохнул я.
— Очень трудное имя. Ах, моя память…
У меня невольно сорвалось с губ:
— Клаус Хентц?
— Да, Клаус Хентц. Он звонил мне два месяца назад… возможно, больше. Хотел поговорить с моим мужем, но бедняга был очень плох.
Слабый голос старой дамы оборвался. Я представлял ее маленькой и хрупкой. Вот она сейчас упадет, разобьется, и я ничего не узнаю. Рискнув, я сказал самым ласковым и учтивым тоном:
— Не хочу злоупотреблять вашим вниманием, но позвольте еще один вопрос: Клаус Хентц интересовался участием вашего мужа в Сопротивлении?
— Да.
— Подробностями жизни партизан?
— Чем-то вроде этого.
— Как ваш муж попал к партизанам?
Старая дама явно обретала силы.
— Эти же самые вопросы задавал мне он. Это ваш друг?
— Да. Близкий друг.
— Надеюсь, вы меня больше не обманываете?
— Нет, мадам Гено, уверяю вас.
— Охотно верю. Но в таком случае, почему бы вам не спросить его самого?
Вдова была так логична, будто играла партию в бридж, единственный вид спорта, доступный людям ее возраста. К чему врать? И я сказал правду:
— Он умер и, как его лучший друг, я решил продолжить дело. Попытаюсь закончить его работу.
— Как печально! — очень искренне вздохнула она. — Клаус Хентц… Это о нем говорили по телевидению? Его убили вчера вечером перед театром?
— Да.
— Это печально, — повторила она.
— Действительно, Клаус был моим другом и…
— Я не о вашем горе, а о вашей книге про Сопротивление.
— Почему же печально?
— Я отдала вашему другу все, что мой муж хранил с того времени. Фотографии, письма, все…
— Все?
— Пьер-Эжен был в больнице, а ваш друг так располагал к себе. Он очень настаивал и обещал все вернуть.
— И вернул?
— Да, но, узнав об этом, мой муж был недоволен и попросил меня все сжечь.
— И?…
— Я сделала это. — В наступившей тишине я услышал, как скрипнул паркет в ее комнате. Я представил себе высокие потолки, узорчатые шторы, пианино с сувенирами на крышке. Паркет скрипнул еще раз. Во время нашего разговора мадам Гено стояла. Она устала и вот-вот повесит трубку. — Это, без сомнения, лучший выход, — заключила она.
— Вы правы.
— Таким образом мы выполняем волю наших усопших.
— Вы правы, — повторил я.
— Передайте мне одну из ваших книг, я с интересом прочту ее.
— Обещаю.
— Крепитесь. Надо пережить испытание.
— Спасибо, мадам Гено.
— Не за что, господин… Ах, эта память! Как ваше имя?
— Скриб, Матиас Скриб.
