Яков Леонидович был тем самым инструктором РОНО, в прошлом
году ставшим директором «Юнги».
— Придется самой… Больше никто не соглашается. Всем
сразу денег подавай.
— Справишься?
— Я-то справлюсь, опыт остался. Все-таки пять лет в
артековских лагерях. А вот с вожатыми и воспитателями просто беда. Прошлогодние
уже не хотят, вдоволь накушались, а новых где взять? Через два месяца заезд, а
у меня четыре отряда без педагогов.
— Да, за «так» сейчас никто шагу не ступит.
— И не говори, подруга… Хотя, спрашивается — чем
плохо? Воздух, питание, озеро. Курорт! Народ за такое сам деньги сумасшедшие
платит. Да еще и летит за тридевять земель в какую-нибудь Турцию. А тут даром и
под боком! Мало того, я еще по пятьсот рублей зарплаты выбила! Конечно, я
понимаю, ответственность большая: за детьми следить — не грибочки
собирать. Но это ж дело благородное. Государственное, можно сказать!
— Ой, Зин, да кто нынче о государстве думает?! —
Надежда Михайловна взяла кусочек торта. — Себя бы прокормить.
— Послушай… может, возьмешь отрядик? Самый младший хотя
бы… И мне полегче, и ты отдохнешь…
Надежда Михайловна слегка растерялась. С одной стороны,
отдых действительно не помешал бы, а с другой… Какой же это отдых, если каждую
минуту думать — чего бы с детьми не стряслось. Ответственность огромная. А
ей нервничать нельзя: давление, как мячик по полу, скачет. Правильно говорят:
для одних — курорт, для других — суровые будни.
Почувствовав, что подруга колеблется, Зинаида Андреевна
продолжила уговоры:
— Там ведь, Надюш, ничего сложного. Девочка после
педучилища справится, а уж с твоим-то опытом!.. За дисциплиной следить, кружок
какой-нибудь организовать, самодеятельность там…
— Я-то, Зин, не девочка… Седьмой десяток… А детишки
современные, сама знаешь, не сахар…
— Понимаю, Надь, понимаю… Я помогу, если что… Хотя бы
одну смену. Выручи, а?..
— Не знаю я… Давай так. Я поищу кого-нибудь. Не найду,
тогда уж сама… Хорошо?
— Ой, да конечно!.. — обрадовалась Зинаида
Андреевна. — Ты не представляешь, как мне поможешь. Нашим шишкам ведь не
докажешь ничего, они команду дали, а дальше дело твое… Вожатых, где хочешь, там
и бери. А нормальных людей сейчас днем с огнем…
— Да, Зин… Нормальных мало…
* * *
Разместив новых гостей, майор Проценко поспешил в
штаб — доложить руководству о пополнении. Это была обязательная процедура.
Хозяин, или, говоря традиционным языком, начальник, должен был знать, сколько
сидельцев прибавилось в зоне, чтобы до утра решить все бытовые вопросы,
связанные с их благоустройством.
Хозяина звали Николаем Филипповичем. Фамилия, доставшаяся
ему от пращуров, на удивление точно соответствовала выбранному ремеслу —
Вышкин. Подполковник внутренней службы. До высокой должности хозяина он дошел
честно, с самых прапорских низов. Причем без подленьких интриг, подсиживаний и
волосатой руки в верхах. Поэтому Николай Филиппович пользовался у обитателей
колонии если не авторитетом, то, по крайней мере, уважением. Это при том, что
зона была «черной», осужденные жили здесь по воровским законам, а администрация
особого влияния, в отличие от «красных» зон, не имела.
Проживал Вышкин, как и большинство персонала колонии, в
небольшом поселке с засекреченным названием Потеряхино-2 и каждый день
наматывал на спидометре служебных «Жигулей» сорок верст в оба конца. (Видимо,
существовало еще Потеряхино-1, но никто из зэков не знал где и узнавать не
собирался.) Жена хозяина трудилась на местной почте, пасынок учился в школе, а
старший сын, от первого брака, окончив институт, перебрался к невесте, в
Екатеринбург, где пытался наладить мелкооптовый бизнес.
В прошлом году Вышкину стукнуло сорок четыре года. Двадцать
три из них были отданы благородному делу — ограждению провинившейся части
населения от некоторых благ цивилизации. Осенью, когда исполнится сорок пять,
он сможет с чистой совестью выйти на пенсион и тоже перебраться с семьей в
Екатеринбург. Найти спокойную работенку в частной охранной структуре и жить без
нервотрепки в свое удовольствие. Сын обещал помочь с обустройством. А в
Тихомирске — никаких перспектив. На одну пенсию не протянешь, а оставаться
в колонии на должности не хотелось. Устал он от забот лагерных, унылого пейзажа
и собачьего лая.
Сейчас, за полгода до славного юбилея, самой главной задачей
Вышкина было продержаться без чрезвычайных происшествий и катаклизмов в зоне.
Чтобы ушлое начальство из управления не уволило сгоряча без пенсиона. У Николая
Филипповича до сих пор висело не снятое «неполное служебное». В прошлом году
двое заключенных ухитрились удрать из лагеря почти как в фильме «Джентльмены
удачи». В цистерне с водой. Один аморальный водитель приплачивал зэкам, чтобы
те по-тихому грузили в его водовоз строительные материалы из промзоны —
коттедж возводил на огороде. В очередной раз двое свободолюбивых мужичков
вместо досок и гвоздей погрузились в цистерну сами. И не просто спрятались, но
и воды по пояс закачали. На выезде из зоны машины не досматривают, а просто
прикладывают специальный датчик, реагирующий на удары сердца. Наука на страже
свободы. Но наука не учла, что вода заглушает удары и датчик при этом безбожно
врет… Поймали мужичков через две недели — в Потеряхино-2 прятаться негде,
а до Тихомирска они добраться не смогли. Через тайгу идти не рискнули, а
единственную трассу местная милиция и внутренние войска перекрыли на совесть.
Шмонали не то что каждую машину — даже велосипеды. Но от серьезного
взыскания Вышкина это не спасло. А что такое «неполное служебное соответствие»?
Почти край. Любая, даже мелкая, провинность — и ты на свободе. Без
выходного пособия и пенсии. А пенсию получить хотелось. Даже не из-за денег —
деньги там смешные, а из-за принципа. Столько лет проходить в погонах, угробить
здоровье — и в итоге остаться без пайки хлеба и миски баланды! Будет очень
обидно и несправедливо. (А так — две тысячи рублей, льготный проезд в
автобусе. Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?)
Последний месяц приходилось особенно трудно. Первый
зам — по безопасности и оперработе — слег с межпозвоночной грыжей в
тихомирской больнице минимум на полгода. На замполита, вернее, заместителя по
кадрам и воспитательной работе, особо полагаться не приходилось. Замполит, он и
есть замполит, а пьющий замполит — это вообще трагедия шекспировской
пробы. Поэтому вторым лицом в колонии сейчас был Федор Васильевич
Гладких — начальник оперативного отдела. Этот тридцатичетырехлетний майор
отвечал за оперативную работу в зоне, то есть за раскрытие и предотвращение
преступлений. Говоря альтернативным языком, был кумом. В общем, подполковнику
Вышкину приходилось крутиться за троих.
Когда помдеж Проценко переступил порог начальственного
кабинета, он застал обоих отцов-командиров за игрой в самодельные шахматы.
Хозяин вообще неровно дышал ко всякого рода зэковским поделкам — весь его
офис был заставлен подобными сувенирами, словно музей примитивного искусства.
На стенах висели деревянные резные иконы и картины романтико-любовного
содержания, на специальных полочках пылились чеканные портсигары и всевозможные
шахматы, шкатулки и блюда. На подоконнике грелись на солнышке расписные фигурки
из хлебного мякиша — традиционные тюремные и зоновские игрушки. Венчало
экспозицию метровое распятие, вырезанное из дуба. Прямо над страдающим Иисусом
висел сохранившийся со времен развитого социализма богохульный лозунг «Наша
цель — не наказание, наша цель — исправление». Богохульный, конечно,
в связи с распятием. Но Вышкин как материалист-атеист на подобные пустяки
внимания не обращал.
