Паз сделал пару звонков в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что нужные им люди в данный момент доступны, и еще один звонок в театр «Гроув». Он получил тот ответ, какой и ожидал. Когда они уходили, секретарь отдела убийств поманил к себе Паза и вручил ему желтый манильский конверт, сообщив, что его принесла какая-то женщина во время совещания. Она сказала, что это очень важно и касается убийств. Паз сунул конверт в портфель. Они с Барлоу поднялись в Международном аэропорту Майами в самолет Панамериканской воздушной компании, вылетающий в час десять в аэропорт Л а Гуардиа. Барлоу, заняв свое место, произнес:
— «Идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся», Исайя, глава тридцать пятая, стих восьмой.
После чего он немедленно смежил веки и уснул. Проснулся Клетис, когда шасси самолета коснулись земли, и сказал:
— Приятно спать, когда тебе за это платят. А ты выглядишь как мокрая курица, сынок. Сколько маленьких стаканчиков спиртного, которым они тут поят, ты успел принять?
— Семьдесят три, — кисло ответил Джимми.
— В таком случае машину лучше вести мне.
Паз забрался в присланный для них белый «таурус» и тут же отключился. Очнулся он к тому времени, когда машина замедлила ход и остановилась. Джимми встряхнулся, поправил галстук, пошевелил языком во рту, захотел выкурить сигару, но ограничился пластинкой мятной жевательной резинки. Выглянул в окно. Они находились на автостоянке перед серым современным зданием с аккуратным, круглой формы газоном у входа. Посреди газона торчал высокий флагшток. Так могла бы выглядеть небольшая фирма, торгующая компьютерами и прочей электроникой, но это были Хиксвиллские казармы полиции штата Нью-Йорк.
Детектив Джерри Хайнрих, который вел в свое время дело об убийстве Мэри Элизабет Доу, сидел у себя в большом, современном кабинете, обставленном обычной безликой мебелью; на стенах — почетные значки и множество фотографий. Висело на стене и чучело большой голубой макрели. Хайнрих держался приветливо, говорил размеренно, его темно-каштановые волосы чуть поседели на висках. В общем, напоминал учителя средней школы или торговца средней руки. Он был откровенен и готов помочь.
После обычных вступительных слов капитан Хайнрих сказал:
— Если вы получили папку ФБР, то получили все, что попало в документы. Мы сделали максимум возможного по этому делу. Вы слышали об этой семье?
— Слышали, что здесь их считают большими шишками, — ответил Паз.
— Можно сказать и так. Но можно и по-другому: это в некотором роде достопримечательность здешних мест. Деньги? Им счета нет, и тратят они их широко. Церкви, благотворительные учреждения, больницы. Они за свой счет отправляют учиться в колледжах талантливых подростков и поступают так с давних пор. Связаны со всеми, кто поселился здесь до времен правления Никсона. Так что им не надо было делать негодующие звонки, люди и сами старались как могли. Потому и пресса была устранена. Уж вы мне поверьте, газетчиков и тележурналистов тут крутился несметный рой, жертва была очень известной моделью. Но никто им ничего не сообщал. Изолированность дома помогала нам. Вы там уже побывали? В Сайоннете?
Ему ответил Барлоу:
— Это название имения? Нет, не побывали. Но непременно побываем, как только закончим здесь. Нам бы хотелось поговорить с мистером Доу и другими людьми в доме и окрестностях.
— Желаю удачи. Но скажу вам, что буквально каждый из наших детективов говорил с людьми, и не только они, но и копы из северной части штата. А в итоге — нуль. В то время, когда произошло убийство, в доме находились четыре человека. Дворецкий, его имя Рудольф, он живет в доме очень давно. Мы полностью уверены, что он убийства не совершал. Девушка-кухарка также живет в доме, она была в кухне, готовила обед. Далее мать, она, по ее словам, спала у себя в спальне, и я склонен ей верить.
— Почему? — спросил Паз.
Хайнрих поднес к губам сложенную «стаканчиком» руку.
— Все время. Плюс таблетки. Просто позор. Кроме того, черт побери, невозможно представить, чтобы в таком деле была замешана родная мать. И была еще Джейн, вторая дочь. Всю вторую половину дня она провела на северной террасе, сидела и смотрела на море. Так она сказала. Однако никто из остальных не припомнил, чтобы видел ее там. Мы предполагаем, убийство произошло между тремя и четырьмя часами пополудни. Я уже говорил, что Сайоннет находится в изолированном месте, за перешейком, и занимает площадь примерно в сто пятьдесят акров, но чтобы добраться до него, нужно пройти через деревню Сайоннет, а за деревней уже нет ничего, кроме имения. Там стоит большой знак, что дорога частная. В летние будни вы можете увидеть шесть машин, проезжающих в ту или другую сторону по этой дороге, можете увидеть работающих в имении людей и так далее. Убийство произошло в субботу шестнадцатого сентября. Люди вспомнили, что видели, как мистер Доу уезжал со своими зятьями на выставку машин в Хантингтоне, это было около часу дня, а потом возвращался около половины пятого. Ничего себе веселенькое возвращение домой, а? Никаких посторонних машин на дороге в критические часы замечено не было. Вероятно, вы собираетесь спросить насчет моторных лодок. Их бы услышали и увидели, внизу у пристани работали люди. И дочь была там, она бы тоже заметила любое судно. Ну разумеется, опытный преступник мог бы причалить на ялике и пробраться в дом, но…
Хайнрих развел руками, показывая тем самым, что подобная версия неправдоподобна.
— Вы руководили расследованием с самого начала? — задал вопрос Барлоу.
— Да. Как говорится, повезло.
Он рассказал о начале следствия, о том, что было обнаружено на месте преступления, а обнаружили столь же мало, как в Майами, и Хайнрих говорил об этом с тем же негодованием, досадой, горечью и разочарованием, какие испытывали Барлоу и Паз.
— Они похоронили мать и ребенка в одном гробу, — продолжал Хайнрих. — У них свое кладбище, прямо в имении. На похоронах присутствовали только члены семьи и близкие друзья, всего человек двадцать пять. Мистер Доу словно окаменел, муж Мэри, немец-фотограф, опирался на его руку и плакал. Мать — она словно не сознавала, где находится. Что касается старшей сестры, Джейн, то я в жизни не видел более испуганного человека.
— Вы присутствовали на церемонии? — спросил Барлоу.
— Разумеется. Мы всегда рассчитываем на то, что угрызения совести вынудят возможного преступника признаться в содеянном у могилы. Во всяком случае, Джейн была белая как бумага и вся дрожала. Она уронила лопатку, ну знаете, такой совочек, которым поддевают комок земли, чтобы бросить на гроб. Затряслась еще сильнее и ухватилась за отца и брата. Ее муж стоял чуть в стороне в одиночестве. Кстати сказать, он афроамериканец.
— А какая у него наружность? — спросил Джимми с несколько излишним оживлением.
— Симпатичный парень. Хорошо говорит. Он известный писатель, драматург и поэт. Поскольку он весь день провел с двумя другими мужчинами, вопросов к нему не возникало. Что касается его жены, сестры убитой…
