Ехать было недалеко. Когда они остановились у обочины рядом со школьной лужайкой, где над дорогой нависали верхние сучья чудовищного растения, Паз распахнул дверь машины и собрался было вылезти, но Моралес удержал его за руку.
— Это моя работа, Джимми, — заявил он.
— Нет. Пойду я, приятель, — возразил Паз, пытаясь высвободить руку.
— Ты что, хочешь, чтобы я приковал тебя к рулю наручниками? Я серьезно, Джимми. Этот долбаный козел — серийный убийца, а ты, во-первых, безоружен, а во-вторых, частное лицо. Я мог бы вызвать на подмогу спецназ, да только не хочу, чтобы эти ребята всем подразделением надрали мне задницу, если все это окажется очередной дурацкой выходкой Паза.
— Но если ты не думаешь, что он там, почему бы тебе не дать мне провести неофициальный осмотр?
— Не дергайся, Паз. Подожди здесь, я скоро вернусь.
— Не сломай себе шею.
Двое мужчин вышли из машины и приблизились к дереву. Моралес поднял глаза, вгляделся в густую крону дерева и присвистнул, словно только сейчас поняв, какое оно огромное.
— Ты уверен, что эта работенка для тебя? — осведомился Паз. — Сдается мне, я ближе к нашим африканским обезьяньим предкам, чем ты.
— Джимми, если уж твоя дочка туда лазила, и ничего, то как-нибудь и я справлюсь.
— Ладно, но если через трое суток ты не вернешься или сверху посыплются клочья мяса, завернутые в обрывки дешевого костюма, я позову на помощь, годится?
Не обратив на его слова внимания, Моралес исчез в тени у подножия дерева. Паз прислонился к полицейской машине и зажег короткую толстую черную сигару. Со стороны дерева до него время от времени доносился шелест и треск ветвей, перемежавшиеся руганью. Сигара была почти выкурена, когда он услышал, как что-то падает сквозь крону на землю. Разбрасывая сухие листья и сучья, рядом с ним шлепнулся грязный потертый матерчатый чемодан. Вскоре после этого, взметнув и разбросав еще больше листвы, появился Моралес — раскрасневшийся, вспотевший, взъерошенный, растрепанный. Рубашка его выбилась из-под ремня, брюки были заляпаны растительным соком.
— Что в чемодане? — осведомился Паз. — Вяленое мясо бизнесмена?
— Нет. Черный костюм, пара туфель, шляпа и гамак. А еще я нашел это.
Он достал из заднего кармана большой конверт для вещдоков. Внутри находился маленький пустой пакетик из-под «Фритос».
— Думаю, на нем найдут отпечатки.
— Не сомневаюсь, — заявил Паз. — В том числе мои и моей дочери. Но не индейца.
— Нет, но он может вернуться. Это его база. Думаю, нам стоит устроить засаду.
— Ну, ты коп, тебе виднее, — сказал Паз. — Но вот что, Тито: я действительно рад, что в тот раз его там не было. Не пытайся взять этого парня сам.
— Джимми, это всего лишь индеец.
— Джеронимо тоже был всего лишь индейцем. Но нет, он не просто индеец, да и наш профессор не просто профессор.
— Что ты имеешь в виду?
— Что-то он слишком спокоен. Раньше служил в коммандос, или что-то в этом роде. Провел немало времени в Колумбии. На твоем месте я бы поинтересовался, кому он в последнее время звонил.
Моралес присмотрелся к Пазу, не валяет ли он дурака, убедился, что нет, пожал плечами и направился к машине, чтобы доложить о последних новостях начальству.
Сначала она ощутила медный, тошнотворный привкус во рту, потом пришла боль — как будто в ее череп, позади глаз, вбили толстенный, грязный, раскаленный гвоздь.
Еще один огненный укол. Она попыталась открыть рот и обнаружила, что не в силах. Он был заклеен, а когда она вздумала отодрать скотч, оказалось, что ее руки и ноги тоже связаны. Потребовалась некоторое время, чтобы глаза приспособились к тусклому освещению и смогли разглядеть какое-то переплетение труб, провода, шланги — и над всем этим грязный, стеклянный потолочный фонарь.
А еще — запах, знакомый, но трудноопределимый. Тяжелый, химический запах — он наполнил ноздри, и тут, неожиданно, все разрозненные части сложились в единое целое. Она находилась в ремонтном боксе гаража, распятая — руки и ноги прикручены клейкой лентой к стальной, в форме буквы «X», раме одного из подъемников, примерно на высоте стола над полом. Абсолютно голая.
Послышались тяжелые шаги и мужские голоса. Чья-то фигура остановилась между ее раздвинутыми ногами. Раздался смех, жестокий, пугающий голос произнес что-то по-испански, а потом кто-то грубо залез ей между ног пальцем. Девушка взвизгнула. Кто-то другой, тоже по-испански, произнес что-то сердитым тоном. Последовал резкий, недовольный отклик, но палец убрался, а за ним и его обладатель. Потом у ее головы появилось круглое, все в оспинах, коричневое лицо, которое она с ужасом узнала.
Человек, убивший Кевина, отодрал скотч с ее рта.
— Пить хочешь? — спросил убийца.
— Да.
Мужчина достал пластиковую бутыль и всунул горлышко ей в рот. Апельсиновый сок, холодный и сладкий. Она пила его, сколько могла, казалось, бесконечно долго.
— Спасибо, — выдохнула Дженни, когда он отнял бутылку.
— Слушай, у тебя крупные неприятности, — заявил убийца. — Нужно, чтобы ты рассказала все, comprendes? Въезжаешь? Я пока не подпускаю этих парней к тебе, но у меня может и не получиться. Соображаешь? И в любом случае тебе лучше откликнуться на мое предложение, пока не пришел босс. Потому что, когда он придет, ты выложишь ему все, что знаешь и не знаешь, но только, может быть, лишишься при этом нескольких частей тела…
Он потянулся к верстаку и приподнял короткое зубило.
— Босс начнет обрабатывать тебя этой штуковиной, начнет с того, что отрубит тебе пальцы, а культи прижжет, чтобы ты не померла раньше времени от потери крови; я видел, как он это делает. Ты ведь не хочешь иметь с ним дело, верно? Ответь на мои вопросы, и все будет в порядке, а? Давай.
— Я ничего не знаю. Я даже не понимаю, о чем вы толкуете.
Он покачал головой и с печалью в голосе сказал:
— Нет, chica, девочка, это неправильная линия поведения. Подумай об этом, ладно? Где скрываются эти indios, кто их послал, кто у них босс — тебе обязательно надо будет все это ему рассказать, если ты не хочешь, чтобы тебя изрезали на кусочки.
Дженни ударилась в слезы. Пруденсио Ривера Мартинес оставил ее и вернулся в гаражную контору, где Сантьяго Иглесиас возился с трещащим от помех телевизором, а Дарио Раскон наблюдал за его стараниями.
— Не могу допустить, чтобы такая сучка даром пропадала, — сказал Иглесиас.
— Забудь об этом, — заявил Мартинес. — И ты, Раскон, держи свои лапы от нее подальше.
Раскон пожал плечами и ухмыльнулся:
— Я просто хотел ее чуток подогреть.
— Послушай, сказано ведь было, чтобы никто не трогал девку до его прихода. Может, тебе охота объясняться с Е1 Silencio по поводу того, чего это ты к ней полез, когда велено было этого не делать, а мне как-то не светит.
