Некоторые люди видят, как он движется по федеральной трассе, однако всякий раз, когда кто-то оборачивается, не померещилось ли ему столь необычное зрелище, он уже ничего не обнаруживает. «Слушай, надо же, — говорит один другому, — а мне показалось, будто индеец чешет по автостраде», но если кто-то один и замечает Мойе, никогда не бывает, чтобы его увидела вся компания, да и те, кто увидел, очень быстро забывают об этом. Описание находящегося в розыске Мойе имеется в Майами у каждого копа, но ни один из полицейских, мимо которых он проходит, направляясь на юг, не только не пускается в погоню, но даже не пытается его окликнуть.
Затем, без особых затруднений, он находит дом. Двое чиниткси лежат внутри, еще один стоит перед входом, в тени крыльца, курит сигару и смотрит по сторонам. Кроме того, Мойе ощущает присутствие внутри девушки. Он проскальзывает к задней стороне дома — посмотреть, нет ли там другого входа.
Дверь там есть, но из тех, которые не открываются, — Мойе уже видал такие, знал, что в этой земле одни двери открываются, а другие нет, и мог лишь гадать, в чем тут дело.
Может быть, думает он, уай'ичуранан так же невежественны в изготовлении дверей, как неумелы в охоте. Возле двери лежит масса полезных вещей, который уай'ичуранан оставляют, чтобы их мог взять любой: металл, стекло, бумага и груды покрышек.
По наблюдениям Мойе, это у них в обычае: каждое утро огромные машины катят по улицам, и люди стаскивают в них мешки и корзины с едой и другими нужными предметами, возможно для того, чтобы дать их другим, кому этого недостает. А возможно, так еда попадает в их машины.
Не теряя времени на размышления над этими загадками, он легко взбирается по груде покрышек на крышу и направляется прямиком к находящейся там маленькой стеклянной хижине; поплевав на руку, стирает со стекла грязь, заглядывает и видит внизу то, что искал.
В помещении гаражного офиса Дарио Раскона вырвал из тревожного сна звон разбитого стекла. Он мигом вскочил с потертого кожаного диванчика, на котором спал, вытащил пистолет и, не став будить храпевшего Иглесиаса, прошел через дверь в рабочий отсек.
Несколько мгновений он напряженно вслушивался в темноту, а потом щелкнул выключателем. Из восьми трубок дневного света, находящихся в двух потолочных светильниках, зажглись только три, но этого вполне хватило, чтобы увидеть индейца — низкорослого, коричневого, почти голого, стриженного под горшок мужчину с татуировками на лице. Он стоял под разбитым световым люком, вокруг валялись поблескивающие осколки стекла.
Направив на него пистолет, Раскон приказал ему подойти ближе, держа руки поднятыми, но индеец, двигаясь слишком быстро, чтобы его можно было взять на мушку, метнулся за верстак. В этой части гаража было темно, но Раскон индейцев не боялся: у себя на родине он перебил их чертову уйму. Раскон уверенно двинулся вперед и, не обнаружив индейца за верстаком, пошел дальше в темноту, поводя стволом из стороны в сторону.
Ар-рар-рах. Ар-рар-рар-рах.
Он подпрыгнул и развернулся на этот звук, успев подумать, что, наверное, заработал какой-нибудь мотор — не иначе как хренов недоносок включил зажигание, — и с изумлением понял, что лежит ничком на полу. Пистолет выпал из его руки и отлетел в сторону, а последним его ощущением в земной жизни было горячее дыхание на шее.
С того места, где находилась Дженни, все происходившее было прекрасно видно. На ее глазах фигура Мойе потемнела, приобрела смутные очертания, потом, увеличившись в размерах, снова уплотнилась, и вот уже на его месте оказался бьющий хвостом зверь. Она отлично видела, что он сделал с человеком. Второй бандит, появившись в гараже, что-то крикнул, и практически одновременно с этим зверь взвился в воздух и, став похожим на смазанное пятно, мгновенно преодолел расстояние до человека: за этим последовал глухой удар, сдавленный крик и спустя момент — плеск льющейся жидкости. Это хлестала кровь. Потом все стихло. Чуть постукивая когтями о бетонный пол, ягуар приблизился к девушке, и его морда оказалась всего в нескольких дюймах от ее лица. Она взглянула прямо в желтые, безжалостные глаза. Зубы стучали от страха, но Дженни как-то удалось выговорить: «Мойе, не убивай меня».
Ягуар оскалился. Она увидела измазанную в крови морду, длинные желтые клыки. Из пасти хищника исходил резкий запах свежего мяса и какой-то другой, сладковатый, перебивавший все прочее. Дженни вдохнула, вобрала этот запах в себя, внезапно ощутила такой знакомый внутренний холод и, испытывая не столько страх, сколько облегчение, ускользнула в забвение эпилептического припадка.
Когда Дженни пришла в себя, ее путы были перерезаны. Она нашла водопроводный кран, утолила жажду, вымыла лицо и руки, а потом и ноги, на которых засохла моча. В гараже царила полная тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи приглушенным городским шумом. На пол и на то, что там находилось, девушка не смотрела. Милосердная амнезия снизошла на ее сознание, которое сейчас походило на большущий пыльный склад, в просторной пустоте которого витают лишь немногие разрозненные мыслишки, главной из которых являлось прямое указание: ЖИВИ.
Повинуясь ему, она, как была голышом, покинула ремонтный отсек, замешкавшись лишь для того, чтобы щелкнуть выключателем, ибо ей с малолетства вбили в голову, что, выходя из помещения, надо обязательно гасить за собой свет.
Даже в таком городе, как Майами, где господствует весьма вольный стиль в одежде, появление на оживленной улице обнаженной женщины не могло не привлечь к себе внимания. Дженни повезло, что, не пройдя и четверти мили, она наткнулась на двух женщин, возвращавшихся из кино. Обе оказались социальными работниками и имели немалый опыт. Они сразу поняли, что девушка пребывает под воздействием наркотиков. Ее остановили, завернули в накидку и доставили в приемный покой ближайшего медицинского учреждения. Им оказался госпиталь Южного Майами.
Выкурив сигару, Пруденсио Ривера Мартинес прогулялся в мексиканскую закусочную, угостился taco — кукурузной лепешкой с вложенным в нее ломтиком мяса, сходил в туалет и, вернувшись в гаражный офис, с удивлением обнаружил исчезновение обоих своих спутников. Он заглянул в ремонтный отсек, несколько раз окликнул их по имени, но, не получив ответа, прошел несколько шагов внутрь, на чем-то поскользнулся и, не удержавшись, грохнулся на четвереньки. Поднявшись, Мартинес взглянул на липкие ладони — они были запачканы кровью. Включив свет, он увидел, что поскользнулся на куске печени Сантьяго Иглесиаса.
Тот, кому пришлось лишиться этого органа, лежал поблизости, в нескольких ярдах. В глубине помещения виднелся еще один бугор посреди большой, темной лужи: что-то подсказало Мартинесу, что это Раскон. Девчонка пропала. Он достал свой сотовый телефон и совсем было собрался набрать номер, но тут в его сознании зародилась новая идея. Мартинес положил телефон на инструментальный шкафчик и обдумал сложившуюся ситуацию: у него имелось несколько тысяч наличными, новый фургон, пушка и небольшой личный запас очень чистого кокаина.
Этого было более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке. Конечно, Хуртадо или El Silencio могли отправиться на его поиски, но сначала им следовало разобраться с тем, кем бы он ни был, кто устранил двоих крутых, отмороженных колумбийских гангстеров, даже троих, считая Рафаэля в доме Кальдерона, и он полагал, что на это им потребуется немало времени и усилий. Так или иначе, у него не было больше желания участвовать в этом fregado — дурно пахнущем деле.
