— Давайте не будем отвлекаться, капитан Ивес. Вы хотели поговорить с баронессой. Господин Ранке позже в любое время будет в вашем распоряжении. Но сейчас мы могли бы поговорить с вами наедине, баронесса? — Алекса оценила тактичность полковника, который не приказал просто Ранке выйти, а предоставил ей, хозяйке дома, возможность отправить его.
— Я благодарю вас за участие, господин фон Ранке, — сказала она. Он по-прежнему стоял «смирно», поскольку никто не сказал ему «вольно». Она протянула ему руку, но тут же отняла ее, едва он успел к ней склониться. — Прощайте, господин обер-лейтенант. — Это прозвучало холодно и бесповоротно. Он переменился в лице от этого тона, но поклонился и покинул комнату.
В дверях Ранке почти столкнулся с фрейлейн Буссе, которая внесла бутылку шнапса и стаканы. Она была уже полностью в трауре с соответствующим выражением на лице. Глаза были заплаканы, не хватало только вдовьей вуали. Алекса отпустила ее и наполнила четыре стакана. Офицеры с благодарностью выпили, врач воздержался.
— Простите, но я должен идти, — сказал он полковнику. — Конечно, если я больше здесь не нужен.
— В данный момент нет, — сказал Зайферт.
После ухода доктора наступило долгое тягостное молчание. Алекса присела на диван, трое мужчин расположились напротив. Сердце ее по-прежнему неистово колотилось, но одновременно ее стало охватывать какое-то оцепенение. Если бы только она смогла плакать, наверное, не было бы той тяжести, которая камнем сдавила грудь, отчего даже дышать было трудно.
— Мой муж действительно был застрелен? Вам уже что-то удалось выяснить?
Полковник обратился к аудитору.
— Ответьте вы, пожалуйста. Вы здесь, так сказать, лицо нейтральное. Я лично высоко ценил умершего, он был превосходный офицер, один из лучших в полку, если не самый лучший. Эта бессмысленная смерть не укладывается у меня в голове.
Аудитор Ивес поднялся и встал перед Алексой, скрестив руки на груди, широко расставив ноги. «Наверняка так он стоит в роли обвинителя перед военным судом», — подумала Алекса.
— Насколько я смог установить, смерть наступила рано утром. В майора попали две пули — одна в грудь ниже левого соска и находится все еще в теле, вторая ниже правого плеча и прошла навылет. По мнению доктора Брюка, уже первый выстрел был смертельным, и, хотя я не специалист, я с ним согласен. Окончательную ясность внесет только вскрытие.
«Если бы он только говорил потише», — подумала Алекса. Но аудитор говорил громко, в привычной приказной манере, и каждое его слово било по ее барабанным перепонкам.
— Стреляли два раза? — спросила она. — Я вообще ни одного выстрела не слышала.
— В этом я не сомневаюсь. Когда мы подняли убитого, мы нашли вот это под ним. — Он достал из кармана маленький браунинг и показал его Алексе. — Вы знаете это оружие?
Алекса знала этот браунинг, но не могла решить, признаваться ли в этом.
— Мне кажется… — начала она.
— Вы знаете его? — настаивал аудитор.
Она решилась сказать правду.
— Думаю, да. Пистолет похож на тот, который муж хранил в пистолетном футляре. Он из этого оружия?.. — она не смогла договорить «был убит?».
— Нет. Вначале мы так и подумали. И поэтому решили, что речь идет о самоубийстве. Между прочим, а вам такое предположение не приходило в голову?
Она кивнула.
— Да, в какой-то момент я…
— Но при внимательном рассмотрении мы отказались от этой версии, — продолжал аудитор. — Уже положение тела делало ее маловероятной, а потом мы нашли выпущенную пулю в обивке кресла у письменного стола. Она оказалась большего калибра, чем у браунинга, из которого вообще не производилось выстрела. Наша версия состоит в том, что ваш супруг заметил забравшегося в дом преступника, взял пистолет и прошел в кабинет, но там с короткой дистанции был застрелен прежде, чем мог выстрелить сам.
Алекса, чтобы избежать взглядов мужчин, закрыла лицо руками.
— Но кто… почему… у него вообще не было врагов!
— У нас пока нет никаких зацепок. Представляется, что убийца пробрался в дом через окно в прихожей. Окно было открыто, а клумба внизу истоптана. Складывается впечатление, что все вещи на своих местах, как в кабинете, так и в спальне. Значит, ограбление не было мотивом убийства. Вы оказали бы нам помощь, если бы основательно осмотрели все в обоих помещениях и сказали нам, действительно ли ничего не пропало. Если мы не требуем от вас чересчур многого, — добавил по-рыцарски полковник.
— Нет, вовсе нет. Если вы хотите, я могла бы сделать это прямо сейчас.
— Одну минуту, — задержал ее капитан Ивес. — До этого я хотел бы опросить всех, кто в то время находился в доме.
Алекса позвонила и попросила фрейлейн Буссе собрать весь персонал, включая Ержи, конюха. Вскоре все собрались, подавленные случившимся. Хозяин дома был убит… Поскольку в момент убийства все они находились в доме, стало быть, все были под подозрением. Им казалось, что это просто написано на лице аудитора, который одного за другим спрашивал, как и где он провел ночь. То, что они могли сказать, вряд ли представляло какую-то ценность для следствия: все отправились спать, как обычно, и, только когда майор не позвонил за своим завтраком, они встревожились. Одна только фрейлейн Буссе могла подробно рассказать о промежутке времени между десятью часами вечера и пятью часами утра, и о своих предчувствиях, когда не последовало обычного звонка от майора. Все остальные отвечали односложно. Аудитору пришлось приложить усилия, чтобы что-то из них вытянуть.
— С вашего позволения, баронесса, — обратился он к Алексе. — Мы хотели бы осмотреть дом. Слабо верится, что из пяти обитателей дома никто не слышал двух выстрелов.
— Никто из шести. Я вообще-то тоже была дома, — сообщила Алекса.
Капитан пропустил ее слова мимо ушей, но в его тоне появились жесткие нотки, когда он приказал персоналу оставаться в комнате и никуда не отлучаться, так как у него еще есть к ним вопросы.
Алекса чувствовала все возрастающую антипатию к капитану. Был ли это страх? В конце концов, убитый был его товарищем, а никакого сочувствия с его стороны не было заметно. Должен же он видеть, что она держится из последних сил.
— Я охотно проведу вас по дому, — сказала она, демонстративно обращаясь к полковнику.
— Вы хотите это сделать сами? Может быть, лучше кто-нибудь из персонала? — предупредительно спросил полковник. — Вы мужественная женщина, сударыня. Я хотел бы вам предложить помощь моей супруги, если вы не возражаете. Может быть, первое время лучше бы вам побыть у нас? Моя жена была бы…
— Я глубоко вам признательна, господин полковник, вы очень добры, но я хотела бы оставаться здесь. А что касается обыска в доме, так, насколько я знаю, это неизбежно. Давайте же начнем.
До сих пор она, кажется, не сделала ни одного неверного шага. Возможно, при таких трагических обстоятельствах со стороны могло показаться, что она слишком хорошо владеет собой, но что поделаешь, если слез, которых от нее ожидали, попросту не было.
