– Бог мой, умоляю, возьми меня, – крикнула Туя на пике одной из долгих схваток, и от ее голоса у меня на глаза навернулись слезы. – Пусть Моз будет моим пастырем и проводит меня, я не могу больше терпеть. – Она назвала Эхнатона так, как его сейчас называют между собой его последователи.
– Атон светит тебе, Туя, – уверяла Асет женщину, пододвинулась и взяла ее за руку. – Даже теперь, хотя ты и идешь во мраке по долине смерти. Не бойся, он с тобой. – Кажется, слова Асет успокоили жену Пепе – или, возможно, дело было в том, что голова младенца протолкнула барьер, удерживавший его.
– Идут волки Фараона! – прошипел Хари, ворвавшись в комнату. – Пепи, сделай огонь поменьше.
Каменотес вскочил на ноги, а Хари схватил Асет и затолкнул ее в темный угол, снял свой передник и набросил на нее, накрыв с головой. Тут я заметил, что на полу спят два маленьких ребенка.
– Ни звука! – предупредил Хари, и добавил Пепи: – Сделай все, что сможешь, чтобы она утихла.
В наступившей тишине мы слышали, как приближается атонская стража Фараона: на них залаяли собаки, и я поблагодарил богов за то, что мы не взяли с собой Тули. В дверном проеме висела лишь рваная тряпка, закрывавшая нас от любопытных взглядов, и другого выхода не было. Мы были пойманы, словно крысы в клетке, да еще и в темноте. Но я на ощупь определил, что голова младенца скоро выйдет из матери. Через минуту я уже подставил под головку ладонь, а другой рукой нащупал маленькое плечико. Ребенок был в слизи, помогавшей выйти, и я чуть не выронил его, когда он забрыкал ножками и жалостливо замяукал – больше похоже на кошку, чем на человека.
Я облегченно вздохнул, хотя руки тряслись от страха за то, что сюда может завалиться стража Фараона, если услышат крик. Но голодный младенец, который плачет ночью, прося грудь матери, или крадущаяся кошка, встречаются достаточно часто, и на них не обращают внимания те, кто ищет предательский свет Атона. Я прижимал к себе младенца одной рукой, чтобы оградить его от ночной прохлады, и гладил пальцем по щеке, а все остальные, затаив дыхание, ждали, когда уберутся стражники.
Казалось, прошла целая вечность. Наконец собачий лай утих.
– Оставайтесь на месте, а я посмотрю, точно ли никого не осталось, – прошептал Хари и скользнул за дверь, завешенную тряпкой. Я не слышал, как он вернулся, пока он снова не заговорил: – Можно зажечь лампу. – Никто и не пошевелился. – Пепи? – шепнул он.
Душераздирающий крик пронзил комнату.
– Мой бог оставил меня! – рыдал каменотес. Я почувствовал движение воздуха, это Хари прошел мимо, он завозился с лампой, выругался шепотом, и, наконец, зажег огонь.
Асет увидела, что я держу в руках младенца, и поспешила взять его.
– О, Туя, какой у тебя красивый ребенок! Посмотри, Пепи, это мальчик. – Она посмотрела на Пепи и замолчала, почувствовав, что что-то не так.
Он все еще обнимал жену, но по щекам текли слезы.
– Возлюбленная моего тела, подруга моего ка, без тебя я пустая шелуха, – плакал он, уткнувшись ей в волосы. – О, Атон, всемогущий из всемогущих, от которого пошла вся жизнь. Пусть твой свет озарит ее лицо и пусть она снова задышит. Вернись ко мне, Туя, вернись. – Он продолжал умолять своего бога вернуть ее к жизни и забрать вместо нее его самого, называл ее по имени, умолял Тую простить его, за что – никто не осмелился спросить. Возможно, это Пепи задушил жену, пытаясь сдержать ее крики, или Туя сама избрала этот путь, чтобы не накликать на нас беду, – сложно сказать.
Последователи Атона верят, что люди злы по природе и лишь поэтому считают, будто отличаются друг от друга. Но зло ли это – верить в неправильного бога, в Амона-Ра или Атона, ведь они лишь разные лица одного и того же солнца? Вот поэтому я недолюбливаю всех жрецов.
День 30-й, четвертый месяц засухи
На скошенных коричневых полях начали появляться стаи белых ибисов, ведь им, как и Тоту, известен секрет половодья, обновляющего нашу почву, и поэтому им не приходится зависеть от того, когда Песья Звезда
[62]
велит им лететь на север. Наверняка поднимающиеся воды Матери Реки уже недалеко, но приходится ждать, прежде чем мы узнаем, будет ли воды сколько нужно или слишком много, и она снесет и дома, и скот, а также каналы, которые питают расположенные выше поля; и это нелегкое время для всех нас. Асет делает кукол из кукурузной шелухи для святилища Хапи
[63]
, на праздник Нового года и чтобы утихомирить капризного бога реки.
Обычно она помогает Хари в аптеке, но наши будни изменились и в других отношениях. Теперь по вечерам Асет надевает тонкие каласирисы, которые она носила, когда была женой Узахора, а потом идет со мной ужинать. А сегодня я заметил, что она начала отпускать волосы. Но когда я заговорил об этом, Асет лишь пожала плечами и улыбнулась – как мне показалось, немного виновато. Потом я спросил ее мнения по поводу одного больного ребенка, а она вспомнила мужчину, нога которого усыхала, пока он уже не мог ставить ее на землю.
– А у тех, у кого лихорадка, ноги не отнимаются. – Я подождал: Асет часто строит свои мысли так же, как каменщик кладет кирпичную стену. – Живот женщины напрягается, когда она тужится, чтобы вытолкнуть ребенка, это вызывает еще и боль. Но напряжение усиливается и спадает, словно волны, бьющиеся о берег, после того, как проплывет лодка. А когда у Узахора болела рука? Может, тоже напряжение?
– Его боль была признаком того, что начинает отказывать сердце.
– Значит, напряжение в сердечной мышце, а не мышцах руки. – Я отвлекся от еды, ибо мне стало любопытно, что последует дальше. – В обоих типах сосудов, или только в тех, которые я нарисовала на карте красным? – Эти слова прозвучали, словно эхо моего собственного голоса, когда я говорил Сенмуту, что необходимо научиться задавать правильные вопросы.
Раньше я всегда спрашивал, как кровь движется по телу, а не как она туда попадает. Но, наверное, это и может оказаться правильным вопросом.
17
Выходя из больницы, Кейт сощурилась от солнца, а когда открыла дверцу «мерседеса» Макса, ее окатила волна тепла, словно летом. Тогда она решила отправиться в магазин. К трем часам Кейт принеслась в Графический центр, на редкость счастливая. И ей было удобно в хлопчатобумажном костюме, который она только что купила.
Мэрилу сразу же ее заметила и подозвала к столу.
– Как же я рада тебя видеть. Он нас до… – Она осеклась, словно увидела самого дьявола.
– Привет, – сказал Макс, осмотрев Кейт с головы до ног, а потом заглянул в глаза. – Я уже начал беспокоиться, – думал, ты потерялась или что еще.
– Я ходила по магазинам.
Она повернулась, чтобы юбка расправилась и чтобы продемонстрировать топик с вышивкой и рубашку в тон. Все было одного цвета – серовато-горчичного, поэтому ее глаза казались почти зелеными.
