– Валерик, твои долги меня не интересуют. Ты мне скажи, мою колонку верстают?
– А ты что, изменения с колес хочешь внести? Нам тут и так…
– Да нет, я узнать, прост…
– Ааа. Ну, все хорошо. Заголовок классный, материал полное мо.
– Надеюсь, ты французское mot имеешь виду…
– Ага. Французское. Или еще какое. Твое, например. Поэтому колонка идет, а заголовок, скорее всего, заменим.
– Нет. Так не пойдет. Это мой материал. Заголовок его важнейшая….
– Слушай. Не донимай ты меня сейчас, ладно? Ничего еще не решили. Мы сейчас в полном ме. Слетели два интервью и фоторепортаж. Главная тема дохлая…
– А ты просто не трогай мою колонку и все. И всем станет легче.
– Да пош…
Ну вот. Одно полезное дело сделано. Валерик разозлился, значит править тексты сегодня не будет. А завтра у него до моей колонки руки не дойдут. Номер в типографию нужно будет отправлять. А то моду взяли…
[пауза]
А хорошо, что она не моя дочь.
[пауза]
Ну…
[пауза]
…
[пауза]
Нет, ну хотя бы одно дело в своей жизни я могу довести до конца? Взялся рассказывать, значит надо рассказывать.
[пауза]
Она не опоздала. Явилась ровно в пять. Нет, не утра. В пять утра даже Ленинградка свободна. Как ей это днем удалось, не понимаю.
Опять в каком-то балахоне, черном на этот раз, с вышивкой. Ну, ей пришлось подождать, пока я найду чистую футболку. Кто ж знал, что она такая пунктуальная. Я не знал.
Поехали мы.
Арина меня сильно удивила. И не один раз. По пунктам:
Машина. Я думал, у подъезда будет стоять что-нибудь мелко гламурное, из чего ей потом бы пришлось меня два часа выковыривать. А оказалась вполне вменяемая японская машинка. Новая, но без зеркала заднего вида в салоне. Видимо что-то у Арины с зеркалами не складывается.
Как водит. Нервно и порывисто. Совсем не так, как ходит и разговаривает. Нет уверенности, а только одно упрямство. То ли машина у нее недавно совсем, то ли она моложе, чем мне показалось.
То ли что.
Удачливость. Проклятие четырех, равно как и другого количества автомобилей отсутствует начисто. Дорога перед ней всегда свободна. Мы, по-моему, даже на светофоре ни разу не постояли. И ни одного щеголя с тросточкой у моста через канал. Там где у них пост. Впрочем, клясться я бы не стал, потому что так просто не бывает. В общем, так бы и я поездил. Вопрос на чем.
[пауза]
Описывать, что я говорил профессору и как добыл у него «файлы Сретенского», я не хочу. Не потому что… просто не хочу. Клинвышибать, получили флешку и все.
Как-то само собой разумелось, что смотреть эти файлы мы поедем ко мне домой.
(Кстати. Предполагается, что Арина живет в семейной квартире Сербовых. Работает ли она, учится, эту информацию она до меня довести не пожелала, а сам я повода узнать не нашел. А как бы я его нашел, если она всю дорогу молчала, а я всю дорогу не закрывал рта? Кстати о кстати. Пора завести файл с названием: «Что я знаю об Арине».)
Дома, на диване, Арина забралась в компьютер с ногами. А я тем временем тряхал… потряхивал… трахал, нет, это совсем никуда не годиться. В общем стариной решил тряхнуть, приготовить ужин.
Кое-что уже было заготовлено заранее, так что дело шло быстро. Куриную грудку я замариновал (ненадолго) в белом вине с шафраном, эстрагоном, солью и душистым перцем (молотым), а потом припустил в сковородке так, чтобы соус, в ней образовавшийся, стал совсем густым, но не выкипел. Одновременно белые сухарики, (размером с горошину) из турецкого хлеба посушил – много. Пока грудка остывала, приготовил соус: баночка йогурта без добавок, ложка сметаны, сахар, соль, лимонный сок, горчица, мелко порезанные листочки мяты – все взбить.
По-о-то-о-ом одинаковыми по длине и толщине полосками нарезал грудку, два свежих огурца, два листика китайского салата, и половинку плода манго. Перемешал все это в глубокой красной керамической миске, закрыл слоем сухариков, заранее открыл бутылку бордо (а то!), соус перелил в стеклянный кувшин.
Нет, свечей не зажег, врать не буду, нет у меня в Ямках ни свечей, ни подсвечников. Зато, когда она сказала: «Есть!» – и вынырнула из ноутбука, я подкладывал под красные керамические мисочки (такие же, как салатница, только поменьше) темно-коричневые салфетки.
[пауза]
Кхм… Мммм… Ну да, я знаю, что все это выглядит как сцена соблазнения старым козлом молодой серны в среднестатистическом американском кино. Но все же было два принципиальных отличия. Во-первых, в любом американском фильме вино было бы белое. Не верите, идите и посмотрите любой американский фильм. Во-вторых… господи, ну мне просто нравится готовить и накрывать на стол. Если бы я родился лет на двадцать попозже, Зуй бы стал журналистом. А я бы в лепешку разбился, но открыл свой ресторан. Я даже знаю, какой. Да, если я что-то люблю по-настоящему, так это готовить.
А Ленка, Елка моя колючая, последние десять лет ест из консервной банки кукурузу и горошек, прямо за компьютером. Так я что, для себя буду соусы крутить? Ну, мог я упустить такую возможность? Все приготовить и разложить по-человечески?
Нет. Да. Не знаю. Ненужное подчеркнуть. Потом зачеркнуть. Потом аккуратно свернуть и выбросить.
Не скажу, что в мыслях ничего больше не было. В мыслях всегда все есть. Но сочинял я салат так, как Леха Сербов своих кошек писал. Потребность души.
А она взяла и осталась. Не знаю почему. Может быть, она принципиально не садиться за руль, выпив три глотка (я считал) сухого вина. Может, устала. Может, заранее так решила. Я так ничего решить не успел. Я даже не сразу понял, что произошло. А как произошло я и сейчас не понимаю. Просто сегодня утром я вместо кофе заваривал чай. А потом она уехала.
И вот что я сейчас могу сказать. Она холодная. Не на ощупь. И не в постели. А по собственным моим ощущениям. Как будто я, маленький мальчик, льдинку проглотил.
[пауза]
Май фёст энд ласт тайм вис ю
энд ви хэв сам фан
вэн волкинг фру зе трииз, е-е-е!
Энд зен ай кис ю анс.
О ай вонт то си ю суун
бат ай вандер хау.
Ит воз э нью дэй йестердэй
бат итс олд дэй нау.
[пауза]
Очень сильный ветер в Ямках. Уже пару дней так. Вышел в магазин, так у меня пакет из рук вырвало ветром. Ну, может, я плохо держал. Вот вспомнил, как в пятом классе учитель истории Самуил Израилевич (не вру) рассказал легенду о Ямках. Он старенький был, последний год в школе работал и как все пожилые люди работу уже не любил, а любил разговаривать о себе и о жизни.
А легенда такая.