[пауза]
[звонок телефона]
Да. Привет мам. Ну, что значит, не звонил, я звонил, ты трубку не брала. Ну, бери с собой. Нет. Да не ссорился я. Нет. Я не ссорился. Просто работы много, надо ее делать. Нет мам, приехать не получится, машина сломалась. Почему опять, она вообще сломалась, насовсем. Я же говорил. Говорил. Ну, к осени придумаем что-нибудь. Не волнуйся. Да, все будет хорошо. Цветы поливать буду. И там тоже. Дома. Не залью. Ну ладно, я позвоню потом. Ладно. Ладно. Пока.
[пауза]
Так. Сделка с совестью номер одна тысяча пятьдесят… семь. Да пятьдесят семь. Те три, в шесть, двенадцать и двадцать пять лет, я решил в общий список не вносить.
[пауза]
Новая колонка. Вместо «цифрового средневековья».
Название. Зуй знает, какое название. Никакое. Как и содержание колонки. Например, «Открытие сезона». Нет, совсем плохо. Ладно, потом.
Текст.
Удивительные открытия случаются, если пересесть с индивидуального транспорта на общественный. Нет, читатель, не уводи глаза в сторону, спортивная колонка дождется тебя. Я ведь не о тесноте, духоте и прочих свойствах общественного бытия. Я о людях. О женщинах. Поэтому, читательницы могут спокойно переворачивать страницу, там они найдут анализ тенденций в моде за последние пять дней. Там, кстати, и рекламы побольше. Итак, кто у нас остался? Мужчины. И женщины, которым все равно. Значит можно продолжать. Удивительное открытие в женском характере довелось мне сделать на этих днях. Стоит мне в общественном транспорте, не важно, в метро, автобусе или электричке сесть на свободное место рядом с женщиной в возрасте от восемнадцати до девяноста восьми лет… Дело в том, что рядом с детьми я стараюсь вообще не садиться, а бабушку после девяноста восьми лет, поди, в метро поищи.
О чем это я? Да! Стоит мне расположиться рядом с любой женщиной, пусть даже издалека она напоминала античную статую, случайно пересаженную с клумбы Летнего сада на сиденье троллейбуса, как в тот же миг эта женщина-девушка-бабушка приходит в движение. (Специально для женщин, из чистой вредности читающих эту колонку: я регулярно моюсь, не бомж, пользуюсь дезодорантом и лосьоном после бритья. Дорогими. Настоящими. Так что запах здесь не при чём.) Эта девушка-бабушка-женщина, стоит мне сесть рядом, немедленно открывает свою сумочку и начинает в ней что-то искать. Я пишу «что-то» не потому что я не увижу, что она, в конце концов, нашла, а потому что она занята процессом поиска, как таковым: перебирает вещички в сумке, не доставая ничего.
Главное, что она, эта бабушка-девушка-женщина, выставляет локоть так, что он упирается мне в ребра. После этого, занятая поиском чего-то такого, чего в сумочке явно нет, а может быть никогда и не было, она водит этим локтем, в зависимости от роста и комплекции, по четвертому-пятому или шестому-седьмому ребрам. Моим. Вдавливая острый кончик своего локтя в одно ребро. Или проводя по двум-трем-четырем ребрам, как усталый гитарист, перебравший за день все свои мелодии и все пытающийся вспомнить еще одну.
Интересно, как струны относятся к медиатору?
Попытка отодвинуться ни к чему не приводит. Женщине-девушке-бабушке тут же приходится разыскивать что-то на самом-самом дне сумочки. А поскольку у таких сумочек дна нет совсем, то рука ее уходит все глубже, локоть оттопыривается сильнее, ребра звучат все мощнее. Как орган. Правда слышит это звучание всего один человек. Ваш покорный слуга. Покорный, покорный. А так уже хочется своим локтем, да и в ответ. Нет, лучше не думать, что вслед за этим может произойти.
Длиться все это представление может три минуты. Или полчаса. Никогда не угадаешь. Но вот, наконец, нечто искомое найдено. Спокойствие духа. Я так понимаю. Потому что ничего не достав со дна бездонной пропасти, бабушка-женщина-девушка, играет последний (мажорный) аккорд на моих ребрах. Она закрывает сумочку и, улыбаясь каким-то своим мыслям (впрочем, иногда и хмурясь), отодвигает свою сумочку с колен вбок, так чтобы острый край этой сумочки пришелся строго на синяк, образовавшийся к тому времени на моем боку. Теперь она – девушка-женщина-бабушка – вновь может принять вид античной статуи. Строго до того момента, пока двери вагона метро не начнут закрываться и она, осознав, что это была ее остановка, не ринется к выходу, сметая всех на своем пути и озаряя этот путь веселой и доброй улыбкой: надо же, как смешно получилось – едва не проехала!
[пауза]
[звонок телефона]
– Ну вот, Пол. Все замечательно. Можешь, когда хочешь.
– Спасибо. Твоей похвалой и жив.
– Нет, Правда. Кой-чего уберем, название поменяем и прямо в номер. Правда, в следующий. В этот мы уже девочку поставили.
– …
– Тут у начальства идея такая сформировалась. Она дает женский взгляд на мужчин, ты – мужской. На женщин, конечно.
– …
– В перспективе – две колонки могут параллельно идти. Но пока, пару месяцев, придется поработать в очередь.
– …
– Неприятно конечно. Но ты можешь себя взять какой-нибудь обзор. Тут мы об автомобилях задумались. Тенденции и все такое. Ты как?
– Валерик.
– Да.
– А не пойти ли тебе…
– Знаю. К Зую. Пошел.
[пауза]
А, по-моему, Ванька Слон просто-напросто не вписался в очередной поворот собственной биографии. Вот его и повело. Сидел в глуши, спал мало, думал много. Может, грибов, каких съел. Вот и увидел Дивов. Как Нил Сарский.
Ну, какой Нил, который чего-то там нестяжал в пятнадцатом веке. Это ж там где-то было. На Урале. Или в Сибири. В общем, там.
Арина так не считает. Она послушала, послушала, послушала, (в смысле три раза подряд пленку прогнала) и сказала, что все так и есть. Ну, ей конечно виднее. Она же детектив. А еще она сказала, что Иван живет на съемной квартире в Медведково. Передвигается по Москве на частниках, красного Лексуса у него действительно нет. Если он и виделся с Кариной, то не сегодня и не вчера. В общем, тупик с уклоном в легкое сумасшествие. Хотя Арина так не считает. Или я это уже говорил?
[пауза]
Сюжет для небольшого рассказа. Хорошая фраза. Где-то я ее уже слышал. В телевизоре конечно, где же еще.
Есть такая категория мужчин в возрасте от 20 до 40 лет – четкие парни. Как правило, они невысоки ростом, лысоваты, сухощавы. Начиная толстеть, они из этой категории автоматически выбывают. Четкие парни не очень любят учиться в детстве, но домашние задания выполняют от и до. Потому что надо. Они занимаются каким-нибудь некомандным видом спорта: борьбой, лыжами, городками, становятся мастерами, но жилы не рвут. Свои мысли у них появляются редко, но чужие указания они воспринимают, как данность. Четкие парни не косят от армии, наоборот, становятся там сержантами и контрактниками. В гражданской жизни они идеальные помощники руководителя. Или бригадиры. Или начальники смен.
Герой рассказа – такой четкий парень. Лет ему двадцать пять – двадцать шесть. День заладился с самого утра. Все получается четко: подъем, зарядка, завтрак, поездка к месту работы на маршрутке. Все секунда в секунду. Как он рассчитал. Как он привык. На работе он отлаживает механизм своей смены продавцов или электриков, ставит на место зарвавшегося хряка, который хочет выехать на труде других. Все четко, по справедливости. Возвращаясь домой, он помогает милой девушке справиться с каким-нибудь пустяком: порванным пакетом, сломанным каблуком, лужей на пол-улицы. Главное, чтобы она улыбнулась, и тревога в глазах пропала. А поздно вечером, быстро, по военному, собравшись, всё рассчитав по «командирским» часам, он выходит на улицу, выслеживает и четко убивает узбека из соседнего дома.
