О: Хорошо. Так вот ценность проекта «Брысь!» не в использованной технике, а в последовательности его воплощения, отсылающей зрителя к давней литературной традиции, связанной в России с именем Гоголя.
В: Вы имеете в виду то, что Гоголь сжег второй том «Мертвых душ»?
О: Жечь произведения искусства время от времени необходимо. Но речь не только и не столько об этом. Давайте вспомним, что, по Гоголю, кошка, скачущая на горящей крыше – образ черта. И когда я вспомнила о Гоголе, то в первую очередь имела в виду, что мир, проступающий сквозь образы повседневности – это мир тайных, но подлинных источников бытия. Проект «Брысь!» литературен именно в этом смысле.
В: Вы говорите о символичности в искусстве?
О: Ну, если хотите.
В: Вы руководите галереей 15 лет. Повод для юбилея.
О: Нет. Скорее повод для серьезных перемен.
В: И в чем же они будут состоять?
О: Я убедилась в том, что деятельность, которой мы занимались все эти годы, ведет в тупик. Индивидуализация каждого художественного акта достигла такой степени, что произведения актуального искусства не интересны никому, кроме самого автора и узкого круга его недоброжелателей. Да и понятны они могут быть, лишь в контексте биографии самого художника. Концептуальные произведения требуют все меньше «рукозатрат» и все больше слов для их объяснения.
В: Но это – общемировая тенденция в развитии всех пластических искусств. Разве с этим можно что-то поделать?
О: Не знаю, удастся ли что-нибудь сделать. Но мы будем пытаться влиять на художественный процесс.
В: Каким образом?
О: «Искусствомира» – последний авторский проект в нашей галерее. Следующие два проекта имеют совсем иную основу.
В: Что же меняется?
О: Мы исходим из того, что индивидуальное высказывание художника в современном мире не имеет эстетической ценности. Условную ценность ему придает сообщество экспертов, назначая тех или иных художников гениями. Другими словами, художественную ценность имеет сама личность творца, а не создаваемые им объекты. Нам бы хотелось изменить эту ситуацию в корне.
В: То есть…
О: То есть изменить ситуацию, когда художник, сам выбирая цель, место и способ высказывания, кричит в пустоту. Мы хотим вернуть эстетический смысл вещам, создаваемым рукою творца. А для этого необходим период вторичности эстетического по отношению к практическому и добровольного отречения художника от полноты своего «Я».
В: То есть вы хотите обратиться к дизайну.
О: Ни в коем случае. Мы предлагаем вернуть картинам и скульптурам их предназначенность к действию.
В: …?
О: В истории человечества только в течение двух, сравнительно небольших периодов, искусство существовало само по себе, для наслаждения. Первый раз – в эпоху эллинизма, когда искусство сбросило с себя и религиозные и гражданские функции, выполняемые им в классическом античном полисе. Второй период начался в XIV веке. В девятнадцатом столетии искусство стало рассматриваться как способ самовыражения личности. Но к концу века двадцатого этот подход себя полностью исчерпал. Сейчас необходимо вернуться к безличностному, функциональному искусству, каким оно было, в Египте, в гомеровской Греции, в европейском средневековье.
В: Зачем?
О: Только на этом пути возможно возрождение утраченных эстетических смыслов. Если хотите, искусству нужен период восстановления, реабилитации. Безличностность – лекарство.
В: И как же вы намерены его применять?
О: Объясню на примере двух проектов нашей галереи, находящихся на подготовительной стадии. Проект первый – «Деисус». Мы заказали двенадцати актуальным художникам иконы деисусного чина. Выразительные средства – на их усмотрение. Наше условие – работа должна быть написана красками на доске и не должна быть подписана. Все иконы становятся собственностью галереи.
В: Вы не боитесь обвинений в провокационности своей затеи, по отношению к чувствам верующих?
О: Нет. Боятся того, чего не знают. А тут все известно. Такие обвинения будут обязательно. Но что поделать, если те, кто себя именует православными, не видит в своей вере места живому искусству, предпочитая жить в гробнице? А ведь совсем недавно, актуальным художникам, ломавшим древние каноны, церковь, и государство отдавали под роспись самые главные храмы. Я имею в виду Феофана Грека, Андрея Рублева. Да и Врубеля тоже. И Петрова-Водкина.
В: А почему работы не должны быть подписаны?
О: Во-первых, этого требует традиция иконописания. А во-вторых, настаивая на анонимности художников, галерея берет на себя все возможные упреки в провокационности их работ. Мы готовы потерпеть, помня о том, что презираемое и оплевываемое произведение может со временем быть осознано, как величайшее творение духа. Ведь те, кто кричит и плюет – всего лишь люди.
В: Но приобретение 12 произведений актуального искусства потребует немалых затрат. У вас есть спонсоры?
О: Нет, все окупит, и я даже бы сказала, уже окупил второй наш проект. Он более коммерческий, хотя и находится в русле нашей новой художественной стратегии. Мы готовим выставку надгробий, изготовляемых лучшими российскими и зарубежными скульпторами для заказчиков из нашего списка.
В: Заказчики живы?
О: Разумеется. И я не вижу в этом ничего странного. Мог же Франческо Пикколомини заказать себе надгробие у Микеланджело. А в нашем списке есть люди и побогаче папы римского.
В: И кто эти заказчики?
О: Этого я вам сейчас не скажу. Дело в том, что по условиям договора, заказчик, заплатив аванс, получает право на модель надгробия. Образ надгробия будет формироваться в общении скульптора и заказчика, но все его черты, от общего замысла до деталей должны стать является плодом творческих усилий автора и только его. Поэтому тот из заказчиков, кому не понравиться макет его надгробия, имеет право отказаться от дальнейшего сотрудничества с автором ограничившись лишь выплатой аванса. Тогда макет сможет выкупить любой желающий. Поэтому на выставке будут представлены модели надгробий в виде авторских работ. Имена же заказчиков будут обнародованы только по их желанию. Могу лишь сказать, что в первом списке из двадцати с небольшим фамилий есть люди бизнеса, поп-культуры, два губернатора, министр, несколько депутатов.
В: Вы уверены в успешности вашей новой стратегии?
О: Коммерческая успешность не подлежит сомнению. Прибыль от второго нашего проекта с лихвой покрывает возможную затратность первого. Ведутся переговоры даже о создании при галерее отдельного структурного подразделения, так много сегодня желающих войти в проект в качестве заказчиков. Да и в качестве исполнителей тоже. Что же касается успешности в решении художественных задач, то давайте поговорим об этом лет через пятьдесят. А лучше через сто пятьдесят. Тогда все будет видно немного яснее.
[пауза]
