— Я не люблю автомобилей. По-моему, именно здесь прогресс пошел не в ту сторону. Появление автомобиля уничтожило разницу между кучером и пассажиром. Вот что мне не нравится. Раньше говорили «ругается как извозчик». И это значило, что так не ругается больше никто. Пассажир по своему статусу должен быть человеком культуры, точнее, культурности. Он представляет собой ценность, которую нужно переместить в пространстве, сохранив ее качества. А извозчик — существо по определению служебное, мелкое, лакейского происхождения. Автомобиль же каждого, кто садится за руль, переводит в состояние кучера, то есть лакея, со всеми его культурными признаками: пьянством, грубостью, угодничеством перед полицией, жадностью и…
— Премного благодарны, барин.
— О присутствующих…
— …aut bene, aut nihil. Такты недослушал. На позатой неделе брал я интервью для одного научно-непопулярного издания у физика, настоящего доктора наук, занимающегося чем-то таким, что я сейчас выговорить не возьмусь. Он мне на диктофон много чего наговорил, да я никак расшифровать не соберусь. А между делом рассказал одну свою теорию насчет снов. Это последняя?
— Ну, еще виски есть, коньяк, ром…
— Хорошо, тогда расскажу — и к кофе.
Теория этого физика, если Пол его на ходу не придумал, состоит в том, что в каждый конкретный момент времени одновременно существует несколько параллельных миров. Он называл их «слоями реальности». В них, в этих слоях, параллельно живут одни и те же люди, но история в каждом своя. Таким образом осуществляется поливариантность мира и человеческой истории, как выразился то ли физик, то ли Пол. Сон — переход из одной реальности в другую. Заснуть в этом мире — значит проснуться в каком-то другом. Там человек живет в тех же обстоятельствах места и времени, но совершает поступки, какие до сна не мог. Или не хотел.
Поэтому он может во сне выбрать крутую работу, жениться на девушке, к которой не решился подойти на танцах в десятом шассе. Или попасть на войну, которой избежал, поступив в институт, и стать инвалидом. Или петь у метро. А может выиграть по лотерейному билету или уйти в бизнес и купить себе красный кабриолет. Все это реализация возможностей, возникающих в этой жизни.
— Ты не обращал внимания, как часто люди, только что проснувшиеся, бывают хмурыми или ошарашенными, а то и просто дикими?
— Я тут не часто вижу только что проснувшихся людей. Тараканов чаще.
Пол меня, похоже, не слышал.
— Это они к новой реальности привыкают.
Тот физик еще говорил Полу, что смерть в одной реальности не означает прекращения существования человеческой личности в других. А длительная задержка в одном из слоев реальности может привести к отсутствию в других. Это объясняет и клиническую смерть, и летаргический сон. При этом время в разных слоях реальности течет неодинаково. Поэтому сон позволяет поучаствовать в «опережающем» или «запаздывающем» развитии жизненного сюжета. Значит, сохраненный в памяти сон помогает объяснить прошлое или предсказать будущее.
— Ну, вспомни, — воззвал ко мне Пол. — Ты же сам во сне увидел, какие вопросы по истории будут у меня на вступительных экзаменах. А наутро пришел и, пока я завтракал, дал мне все ответы. Я поехал на экзамен и сдал на «пять».
— Быть того не может.
— Узнаю профессиональную память историка. Ты хоть помнишь, как звали Всеволода Большое Гнездо?
— Дмитрий Георгиевич его звали.
— Ну, правильно: это ж не с тобой было и не в твоей реальности. А я тебе вот что скажу: кому суждено погибнуть за рулем кабриолета, того поезд метро не переедет. Ты, главное, почаще в компьютерных гонках участвуй и за руль не садись в этой реальности.
— В компьютерных гонках «Лады» не участвуют.
Пора было менять программу вечера. Я пошел варить кофе. Пол зарылся в диски.
Когда я вернулся с подносом. Пол с обычной своей бесцеремонностью копался в моем Acer'е.
— Это твоя поэма? Из-за нее сыр-бор?
— Это один из вариантов. Или часть, выделенная из большой поэмы с какой-то целью, может быть, для того, чтобы цензуру пройти. А вторую часть ты увез.
— Ну, извини.
— Ничего, я нашел всю целиком, только это проверить надо.
Я достал сканер, и мы закачали большую поэму в лэптоп.
— Смотри-ка, — Пол прокрутил колесико мышки, — в поэме шестьдесят семь строф.
— Нуда.
— В каждой строфе десять стихов.
— Ну, пусть так.
— А последняя строфа в шесть строк.
— И что?
— А то, что шестьдесят семь умножить на десять — равно шестьсот семьдесят этих самых стихов или, если хочешь, строк. А в последней строфе не хватает четырех. Всего-навсего шесть строчек. Шестьсот семьдесят минус четыре — равно шестьсот шестьдесят шесть. Шутник был автор.
— Это не шутки. Если бы он с полным вариантом в цензуру пошел…
— Ну не пошел же. Где тут у тебя официальный текст, он же вариант А?
— Почему А?
— Потому что явный. Тайный будет В.
Мы сопоставили полный текст поэмы (назвав его вариант С) с тем, что я скопировал в библиотеке альмаматери, и выяснили, что пропавший вариант (В) начинается с третьей строфы большой поэмы. Пол снова вывел на экран Acer'а вариант С, выделил первые две строфы и нажал на DEL.
— Слушай, а проверить мы это как-то можем?
— Можем, ты же первую страницу тоже заснял. Давай ее сюда.
— Получите. Она, третья строфа.
Мы очистили «большую» поэму от всех строф варианта А. И на экране компьютера осталась она — «Молитва Иуды».
[файл «Поэма-2»]
Вариант В
Для странника в юдоли темной
Возжег Ты, Боже, свет ума:
Но свет сей, от тебя возженной,
То облежит сомнений тьма;
То кроют облаком напасти;
То гасит вихрь иль буря страсти.
Небесные сии лучи
Хоть редко иногда мелькают,
В другой раз вовсе исчезают,
И я блуждаю как в ночи.
Воображение живое, —
Сей тонкий, мой любимый льстец,
Являет щастье мне прямое;
Где к гибели ведет конец.
Мои обманывая взоры,
Распутья кажет, ставит горы
Ко благу на прямом пути.
Он златом пропасть засыпает,
Цветами бездну прикрывает;
Коль я хочу на зло итти.
Насилием жестокой власти
Наскучив в духе я своем,
Хочу владычественной страсти
Низвергнуть тягостный ярем.
Она внутрь скрывшись умолкает,
И вдруг страсть снова возникает
