— Могу я спросить, кто вы такой?
— Я шериф Джим Картрайт, гроза всей нечисти в Мэд-Доге и округе.
— А я Тайни Тим
[7]
, — сказал Джордж и тут же подумал: «Лучше заткнись, тебя слишком прет». Но не удержался и продолжил: — Возможно, ваши победили бы, если бы Дэйви Крокетт и Джим Боуи тоже обкурились. И, кстати, шериф, откуда вы узнали, что меня можно накрыть с дурью? Обычно андерграундный журналист старается быть чистым, приезжая в эту вашу глухомань. Не телепатия же вам подсказала, что у меня с собой трава.
Шериф Картрайт хлопнул себя по ляжке: "Ха! Это была именно телапатия. С чего ты взял, что меня привела к тебе не телепатия?" Он расхохотался, сжал руку Джорджа железной хваткой и подтолкнул к двери номера. Джорджа обуял животный страх, словно под его ногами разверзлась адская бездна, и шериф Джим Картрайт собирается столкнуть его в кипящую серу. Должен заметить, что в принципе так оно на самом деле и было; в истории бывают периоды, когда видения безумцев и торчков лучше описывают реальность, чем «здравое» толкование данных, доступных так называемому «нормальному» уму. И сейчас как раз такой период, если вы еще не поняли.
{"Продолжай водиться с этой шпаной из Пассеика — и попадешь за решетку, — говорила мать Джорджа. — Помяни мое слово". А в другой раз в Колумбийском университете по окончании очень поздней встречи Марк Радд хладнокровно сказал: «Многих из нас разбросает по тюрьмам, пока не утихнет этот ураган дури»; и Джордж вместе с остальными кивнул хмуро, но мужественно. Марихуана, которую он курил, была собрана в Куэрнавако фермером по имени Артуро Хесус Мария Ибарра-и-Мендес, который продал ее оптом молодому янки Джиму Райли, сыну полицейского из Дейтона (штат Огайо). Джим Райли, в свою очередь, провез ее через Мэд-Дог, заплатив полагающуюся дань шерифу Джиму Картрайту, после чего перепродал траву в Нью-Йорке, дилерше с Таймс-сквер по кличке Розетта Каменная, у которой мисс Уэлш из отдела журналистских расследований «Конфронтэйшн» купила десять унций, чуть позже перепродав пять унций Джорджу. А Джордж затем снова ввез траву в Мэд-Дог, не подозревая, что тем самым он замыкает круг. Изначальное же семя относилось к тому сорту, который генерал Джордж Вашингтон рекомендовал в своем знаменитом письме к сэру Джону Синклеру: "Я обнаружил, что индийская конопля по всем качествам превосходит новозеландский сорт, который здесь выращивали прежде". В Нью-Йорке Ребекка Гудман, решив, что Сол не придет домой ночью, слезает с постели, накидывает халат и начинает просматривать свою библиотеку. Наконец она снимает с полки книжку по вавилонской мифологии и читает: «Прежде всех богов был Мумму, дух чистого хаоса...» В Чикаго Саймон и Мэри Лу Сер-викс сидят голыми на кровати, сложив ноги в позиции «яб-юм-лотос». "Нет, — говорит Саймон, — ты не должна двигаться сама, малышка; жди, пока ОНО начнет двигать тобою". Кларк Кент и его супермены свингуют, повторяя «We're gonna rock around the clock tonight... We're gonna ROCK ROCK ROCK till broad day light».)
Лицо соседа Джорджа по тюремной камере похоже на череп с огромными, выступающими вперед передними зубами. В нем около шести с половиной футов ростом, он лежит на тюремной койке, свернувшись, словно питон.
— Вы требовали разбирательства? — спросил его Джордж.
— Разбирательства чего?
— Ну, если вы считаете себя убийцей...
Я не считаю, браток. Я и вправду убил четырех белых и двух ниггеров. Одного в Калифорнии, остальных — здесь. Мне заплатили за каждого из них.
— Вы сидите именно за это?
— "Боже, — подумал Джордж, — неужели они тут сажают торчков в одну камеру с убийцами?"
— Как бы за бродяжничество, — сказал сосед презрительно. — А на самом деле здесь я просто отсиживаюсь, пока не получу очередной приказ. И тогда я скажу «прощай» кому угодно: президенту, адвокату, врагу человечества. Когда-нибудь я стану знаменитым. И однажды напишу книгу. Я, конечно, не силен во всякой писанине... Слушай, а что, если мы заключим сделку? Я велю шерифу Джиму принести тебе бумагу, и ты напишешь о моей жизни. Время у тебя будет, тебе ведь сидеть пожизненно. А я буду навещать тебя в перерывах между убийствами. Ты напишешь книгу, а шериф Джим надежно ее сохранит, пока я не отойду от дел. Потом ты эту книгу опубликуешь, заработаешь кучу денег и будешь жить в тюрьме королем. А может, тебе даже удастся нанять себе адвоката, чтобы отсюда выйти.
— А где будешь ты? — спросил Джордж. Он был по-прежнему испуган, но его уже начало клонить в сон, и он решил, что вся эта ахинея оказала успокоительное воздействие на его нервы. Впрочем, лучше было не спать в камере, пока этот парень не уснул. Джордж не поверил ни в какие убийства, но вполне мог допустить, что человек, сидящий в тюрьме, вполне может оказаться гомосексуалистом.
Словно прочитав его мысли, сокамерник сказал:
— А как ты смотришь на то, чтобы лечь под знаменитого убийцу? Как тебе это предложение, а, красавчик?
— Нет, — сказал Джордж, — я не по этой части, ясно? Я этим не занимаюсь.
— Дерьмо собачье, — сказал убийца. Внезапно он выпрямился и соскользнул с койки. — Я трачу на тебя свое время. А ну-ка быстро сними штаны и нагнись. Ты это сделаешь, и мы это даже не обсуждаем. — Сжав кулаки, он шагнул к Джорджу.
— Надзиратель! Надзиратель! — заорал Джордж. Он схватился за дверную решетку и исступленно тряс ее.
Сосед залепил Джорджу пощечину. Следующий удар, в челюсть, отшвырнул Джорджа к стене.
— Надзиратель!. — кричал он, испытывая головокружение одновременно от травы и ужаса.
В конце коридора появился человек в синей форме. Он казался весьма далеким и совершенно равнодушным, как бог, которому наскучили его дети.
— Эй, что тут за визг, черт побери? — спросил он, держа руку на рукоятке револьвера. Его голос доносился словно откуда-то издалека.
Джордж открыл было рот, но сосед его опередил.
— Этот патлатый коммунистический наркоман не снимает штаны, когда я ему велю. Разве ты не должен следить за тем, чтобы я здесь был счастлив? — Он захныкал. — Заставь его делать, что я приказываю.
— Вы обязаны меня защитить, — пролепетал Джордж. — Вы должны увести меня из этой камеры.
Бог— надзиратель расхохотался.
— Эх, а ты знаешь, у нас ведь тут очень продвинутая тюрьма. Ты приехал сюда из Нью-Йорка и, наверное, считаешь, что мы здесь здорово отстали от жизни. Но это не так. У нас здесь нет полицейской жестокости. Так вот, если бы я вмешался в твои дела с Гарри Койном, возможно, мне пришлось бы применить силу, чтобы удержать его подальше от твоей юной задницы. Я знаю, ребята, вы считаете, что всех копов надо ликвидировать. Так вот, в этой конкретной ситуации я самоликвидируюсь. Более того, я знаю, ребята, что вы верите в сексуальную свободу — и я тоже! Поэтому Гарри Койн получит свою сексуальную свободу без вмешательства и жестокости с моей стороны. — Его голос был отдаленным и бесстрастным, почти призрачным.
