– Где он сейчас? – спросил я. – Жажду с ним повидаться.
– В западной части Бриттии, – объяснил он. – Оттуда шли войска Мунтвига.
– Эх, – сказал я с досадой, – это же я проскочил мимо совсем близко!.. Кстати, когда я подъезжал, даже с холма не видел шатра нашего друга Шварцкопфа.
Он потемнел, со вздохом опустил на столешницу кубок с остатками коньяка. Я поколебался, но добавил ему еще, погода промозглая, военачальнику не мешает прогреться изнутри.
– Шварцкопф, – проговорил он невесело, – он еще долго продержался. Дольше других, во всяком случае. Когда Торстейн поднял мятеж и захватил трон, он даже принес мне соболезнования.
– Шварцкопф быстро учится манерам, – согласился я.
– Все же мне показалось, – сказал он осторожно, – втайне обрадовался неприятностям в Варт Генце.
– Наши мысли бывают всякими, – ответил я. – Главное, чтобы не оформлялись в слова. Тем более поступки. Я имею в виду недобрые мысли.
Он тяжело вздохнул.
– Потом из нашей армии ушли Хенгест, Хродульф… Многие бароны увели свои дружины… Шварцкопф сочувствовал и даже предлагал ударить всей нашей армией, чтобы схватить мятежников и перевешать за измену.
Я поморщился.
– Это понятно. Он бы с удовольствием перевешал вообще всех вартгенцев.
– Потому я поблагодарил, – ответил Меганвэйл с грустью, – и сказал, что не верю в вашу гибель и буду стоять здесь, пока от старости мои кости не упадут на землю.
– Вы пример для рыцарства, – сказал я растроганно.
– Затем и от него начали уходить многие скарляндские лорды, – продолжил он почти бесстрастным голосом.
– Тоже начали борьбу за трон?
– Если бы, – ответил он, и в его ровном голосе прорвалась сильнейшая досада. – У них слишком велики обиды за придуманные ими лишения и страдания по вине вартгенцев, потому между собой почти не дрались…
– Ого!
– Вы догадались верно, ваше высочество. Сразу вторглись в приграничные земли, где, почти не встречая серьезного сопротивления, дошли до линии Гроссера – Смитвуда, а там дорогу перегородила цепь башен и замков.
– Лихо, – сказал я, – они же отхватили почти треть Варт Генца?
– Четверть, – поправил он. – Но все равно унизительно. И ни один вартгенец, пока жив, не смирится с этим подлейшим из нападений и не успокоится, пока не обагрит предательской кровью этих тварей нашу священную землю… что была и останется нашей!
– Успокойтесь, герцог, – сказал я властно. – Разумеется, эта земля никогда не будет принадлежать Скарляндии. Я уже здесь!
Он быстро взглянул на меня и сказал уже другим тоном:
– Правда, есть и хорошие новости. Хотя не государственного значения, но бывает, что и мелочи радуют…
– Герцог?
– Вирландина Самондская, – произнес он.
Я ощутил, как тревожно застучало сердце.
– Что с нею?
– Она в крепости Алый Камень, – сказал он. – Это в землях, сейчас захваченных проклятыми скарляндцами! По сведениям, они обращаются с нею достойно, ей прислуживают убежавшие с нею фрейлины, ее повар, конюхи, с нею личный священник…
Я вздохнул с облегчением.
– Прекрасно. Она успела.
Он сказал многозначительно:
– Все говорит о том, что она покинула столицу в тот же день, когда туда прибыл Торстейн с небольшой тогда группой сторонников. Или даже за день до его прибытия.
– На нее похоже, – сказал я. – Она всегда чуяла грозу. Издали.
– Похоже, – согласился он, – ее высочество принцесса сразу поняла, чем кончится прибытие Торстейна с его дружиной. Раньше он приезжал только с двумя слугами.
Я подумал, спросил:
– Сколько отсюда до Алого Камня?
– Не больше недели, если верхом.
Я раздумывал, колеблясь между желанием увидеть ее и узнать все от нее да и, честно говоря, полежать с нею в постели, что-то мне зрелые женщины начали нравиться больше, чем ровесницы… и желанием поскорее покончить с дурацкой борьбой мышей за трон в отсутствие кота.
– Ладно, – сказал я, – сперва трон, потом Вирландина. Мы не только самцы, но и мужчины. Готовьте армию, выступаем по мере готовности частей. Время только делает вид, что все терпит.
Он вздохнул с великим облегчением.
– Слушаюсь. Легкие части выступят уже завтра с утра. Тяжелую конницу еще нужно будет стянуть в кулак. Она вся рассредоточена отрядами по тысяче человек по линии, где можно ожидать наступления войск Мунтвига.
– Я почти уверен, – сказал я, – этой угрозы больше нет.
Он смотрел на меня счастливыми и все еще неверящими глазами.
– Господи, велика сила Твоя…
– И наша, – подтвердил я. – С нами Бог, а с Ним мы, так кто против нас?.. Уверен, армии у Мунтвига кончились, и взять больше неоткуда. А то, что наскребет, не в счет.
– Сколько снимаем?
– Всю армию, – сказал я решительно. – О том, что пришла в движение она вся, в Варт Генце станет известно сразу… Посмотрим, что там решит Торстейн.
– И другие, – сказал он с мстительной ноткой. – Как они уходили, пряча глаза и уверяя, что намерены всего лишь остановить притязания Торстейна!
– Может быть, – сказал я, – так вначале и было?
Он покачал головой.
– Нет, уже продумывали, что будет потом, когда его остановят. И пирог начали делить заранее.
Он прислушался, я тоже уловил грохот множества копыт боевых коней. Вдали хрипло пропела труба.
– Быстро, – сказал он с удовлетворением. – Дождались… Узнаю коней Арнубернуза и Хельмута… Ваше высочество?
– Да, – ответил я. – Конечно же!
Мы вышли из шатра, а со стороны ближайшего села уже идет отряд тяжело вооруженных всадников, все на рослых конях, седоки в доспехах из хорошей стали, у многих я успел рассмотреть царапины и даже зарубки на блестящей броне.
Держатся молодцевато и гордо, полные осознания собственной силы и значимости, у передних копья в руках, а у тех, что во второй линии, только щиты на левой руке, закрывающие от плеча до половины бедра, держат чуть наискось, в правой повод, но там же близко покачиваются, напрашиваясь в ладони, и рукояти мечей.
Коней остановили разом на краю площадки, торопливо спрыгивали на землю, затем три церемонных шага и преклонение колена, символизирующее покорность и признание моей полной власти.
Я пошел к ним, поглядывая чуть ли не влюбленными глазами. Графы Арнубернуз и Фродвин, могучий барон Хельмут… За эти полгода он стал еще шире, но под ним не то першерон, не то брабант, хотя я сам видел не раз, что этот чудовищный конь, больше похожий на несущегося в погоню за обидчиком носорога, умеет долго и без видимой усталости идти галопом.
