– А между собой?
Она покачала головой.
– Нет, они сперва дружно ударили на западные земли Варт Генца. А уже потом, захватив наши западные области, начали спорить сперва из-за добычи, потом из-за старшинства…
– А затем по накатанному сценарию, – сказал я, – как и в Варт Генце. Понятно, иногда все идет так, что видишь, в какую пропасть тебя несет, а остановиться не можешь.
– Именно, – подтвердила она.
– Что насчет Шварцкопфа, Ханкбека? – спросил я. – Может быть, слышала?
Она кивнула.
– Еще бы.
– Что?
– Основные противники, – пояснила она.
– Эх, – сказал я с досадой, – это же были такие друзья!
Она посмотрела на меня с иронией.
– Как долго? Они были соперниками два десятка лет, потом вы их объединили на несколько месяцев… и что, решили, будто так и останутся? Да их племена ингельмов, ятваргов, ляндарей, кракофорсов и едров… если не перепутала названия, даже молятся разным богам! Да-да, у них есть еще и местные, языческие… И чтоб не враждовали?
– Значит, – повторил я, – Ханкбек и Шварцкопф по разные стороны…
Она посмотрела на меня с сочувствием.
– Не знаю, хорошо это или плохо, но у них только два претендента на трон короля Скарляндии. Именно Ханкбек и Шварцкопф.
– А в Варт Генце пять?
– Четыре, – ответила она. – Меревальд распространил весьма странное заявление…
Я насторожился.
– Что в нем?
– Дескать, на трон не претендует, но своим людям не запрещает поддерживать того кандидата, которого считают лучшим.
– Мудро, – сказал я.
– Конечно, – согласилась она. – Лучшим считают его, потому вассалы остались на местах.
– И потому на их земли никто не вторгался?
Она улыбнулась.
– Совершенно верно. Полагаете, у него дальний расчет?
– Да кто его знает, – ответил я с неопределенностью. – Выигрывает он в обоих случаях, прикидывается или говорит правду. А с таким нельзя расслабляться.
Глава 9
Проснулся я поздним утром, но телу так хорошо и спокойно, безумно уютно, что снова погрузился в сладкий сон, а выплыл наверх через какое-то время очень медленно, плавно, словно неохотно поднимающийся сквозь плотную тяжелую воду со дна болота облепленный глиной тяжелый комель дерева.
Ноздри уловили дразнящий аромат жареного мяса, но веки пока плотно сомкнуты, досматриваю странный сон, кому-то усиленно втолковываю, что у Матфея сказано: Христос заявил, что он «…послан только к погибшим овцам дома Израилева». В Евангелиях не раз говорят, что он отказывался говорить с неевреями, а также запрещал своим ученикам общаться с самаритянами.
Все верно, это Павел сумел повернуть так, что проповедовать надо среди всех народов, это он создал учение, названное христианским, хотя Христос внес в него не так уж и много.
Что-то Иисус мне нравится все меньше. Нашу христианскую веру создал Павел, а будь все во власти Иисуса, то его учение разделяла бы горстка иудеев, а Европа оставалась бы в язычестве и, хуже того, в диком варварстве, ибо научное мировоззрение было создано именно христианскими монахами.
Я наконец-то разомкнул веки, чувствуя, как истончаются голоса, а я из того мира перехожу в этот, где иные законы, более строгие, но все же понятные, и жить вообще-то можно, хоть и труднее.
Веселый голос донесся с другой стороны комнаты:
– Выспался?
Я повернул голову, Вирландина с распущенными волосами и в пеньюаре устроилась за столом, красиво закинув ногу на ногу так, что видно даже голень, в руке перо, но сейчас не пишет, смотрит на меня с веселым прищуром.
– На полжизни вперед, – заверил я. – Никогда так сладко не спал!.. Даже не представляю, что можно вот так… что ты со мной сделала?
Она вскинула брови.
– Я? Или ты со мной?.. Посмотри на следы своих лап!
Я посмотрел, покачал головой.
– Ух ты, какие загребущие… И это все я? С ума сойти… всего за одну ночь?.. Я как бы вообще орел… Еще больше уважать себя начну…
– А что, – спросила она, – разве такое возможно?.. Вставай, обед стынет.
– Обед? – переспросил я потрясенно. – Я спал до обеда?
– И очень крепко, – подтвердила она.
Через три дня я въехал в расположение лагеря Меганвэйла, войско отдыхает, накапливает мощь, только конные разъезды безостановочно снуют по окрестностям, перехватывая всех, собирая информацию и отсеивая ту, что может пригодиться.
Они же встретили делегацию от самого Торстейна, окружили и, выслав вперед одного быстрого конника предупредить нас, доставили в наш лагерь.
Я не стал выходить из шатра, наблюдал в щель за тремя рыцарями, двое остались в седлах, а третий слез с коня, обеими руками снял шлем, чтобы не проделывать это уже в моем присутствии, я видел, как окидывает острым взглядом лагерь измученных коней и усталых людей.
Я придирчиво смотрел, как он быстро пошел к моему шатру, поспешно отошел от входа, сел на лавку и принялся всматриваться в карту. Послышались уверенные шаги, строгий голос стражи, наконец полог отлетел в сторону.
Рыцарь вошел быстрый, бодрый, на третьем шаге легко преклонил колено и, вскинув голову, продолжал смотреть в мое лицо с веселым любопытством, что значит, преклонил колено как перед старшим по титулу, все-таки принц, но не перед сюзереном.
Я всмотрелся в его лицо.
– Если не ошибаюсь… сэр из рода Эрлихсгаузенов?
Он воскликнул радостно:
– Все верно, ваше высочество! Как вы узнали? Я барон Ставдер, племянник герцога Людвига Ньюширского!
– Фамильные черты, – ответил я почти любезно, – да и фамильные цвета…
– Ваше высочество, я польщен, что они запали в вашу память!
Я не стал объяснять, что в моей памяти столько мусора, что вообще трудно отыскать что-то нужное, повел дланью.
– Поднимитесь, сэр, и рассказывайте, с чем прибыли.
Он поднялся так же быстро, словно подпрыгнул, ответил живо:
– У вас такой огромный лагерь, просто удивительно! Но лошади устали…
Я поморщился.
– Барон, у меня мало времени. С чем прибыли?
Он посерьезнел, сказал уже не так быстро:
– Мы бесконечно рады, ваше высочество, что вы успешно, как мы догадываемся, закончили свой северный поход! И вернулись целым и невредимым.
– Вернулся, – согласился я, – а также моя армия.
– Вид у нее изнуренный, – повторил он с той кротостью, что паче нахальства. – И люди к боям не готовы.
