Элпью ахнула. Вот что связывает всех троих. Все они сочинительницы. А для чего в первую очередь используется Бастилия? Для того, чтобы преподать урок писателям, которые прогневали французского короля.
– Вы в последнее время ничего не написали? – Элпью постаралась не выдать своей заинтересованности.
– О да… – Леди Изабелла просияла. – Сказку о принцессе, которая уколола палец и уснула на многие годы…
– Нет, не сказки… сатиру. Вы про короля Франции ничего такого не писали? Никаких скандальных статей? Памфлетов?
– Сомневаюсь, что французские принцессы когда-либо кололи свои пальчики…
– В Лондоне мы поставляем светские сплетни для одной газеты. Вы ничего подобного не писали? – Элпью стала припоминать подробности статьи, которую они с графиней пытались продать. А вдруг там были замечания в адрес короля – грустного старого Якова Стюарта, а кто-нибудь решил, что подразумевался король Людовик?
– Мой жанр – народные сказки. Я хожу по лесам и окраинам города и разговариваю с мудрыми старухами; они пересказывают мне сказки, переходящие из поколения в поколение. Я записываю их для нового поколения, чтобы они не исчезли.
– И никакая из них не касалась великого французского короля или кого-нибудь по имени Людовик?
– Нет. – Леди Мердо-Мактавиш беспокойно поерзала на стуле. – Простите, мистрис Элпью, но я не понимаю, почему вы так резки со мной. – Достав носовой платок, она начала комкать его в руках.
– Вы вернете миледи ее дом или мне придется отыгрывать его у вас?
– Я не могу этого сделать. Я выиграла дом в честной игре.
– Знаете, ее дом – всего лишь наемное жилье. Вы можете владеть им, пока она жива, после этого дом отойдет короне.
– Обладание собственностью графини меня не касается.
– Вы знаете, кто отравил Аурелию?
– Конечно, нет.
– Вы назвали ее противной.
– Она всего неделю пробыла в Сен-Жермене, но повсюду совала нос. Расспрашивала меня о моем муже.
– Например?
– Давно ли я знаю его. Кем он был до того, как я с ним познакомилась. Я не понимала, куда она клонит. Видите ли, я терпеть не могу говорить о нем. Для меня это очень болезненные воспоминания. Поэтому я стала задавать вопросы в ответ, поинтересовалась, зачем Аурелия приехала в Сен-Жер-мен – лишь для того, чтобы совать нос в чужие дела? Она ответила, что приехала в Сен-Жермен к мадемуазель Смит. – Элпью откинулась на стуле. Вот это поворот! А ведь мадемуазель Смит отрицала, что знакома с Аурелией. – Она была невыносима. Буравила меня взглядом своих черных глаз. – Изабелла Мердо-Мактавиш расплакалась. – Вы не представляете, как она меня этим пугала.
– Пугала вас! Так, значит, ее смерть принесла вам облегчение?
– Напротив. Теперь, когда она умерла, я напугана еще больше.
– Почему?
– Потому что убивший Аурелию допустил ошибку. Убить пытались меня. Я уверена в этом.
– Да с чего вы взяли, что добраться хотели до вас? – Элпью развернула карты веером, затем снова перемешала. – Вы стольких обманули, что на вас охотятся?
– Я получала письма с угрозами. В них говорилось, что я умру.
Элпью испытующе посмотрела на шотландку.
– От кого были письма?
– Откуда мне знать? От какого-то сумасшедшего.
– Или сумасшедшей.
– Возможно. – Леди Мердо-Мактавиш начала заламывать руки. – Поначалу я думала, что это она – Аурелия. Первую записку с угрозой я получила в день ее приезда. А она ходила среди нас так, словно прожила здесь всю жизнь. Ее загадочный облик оставался загадочным до конца – в прямом и переносном смысле: безукоризненно наложенные белила, безупречные пепельные локоны спускаются на шею, изумительно контрастируя с голубыми венами, искусно прорисованными на груди. Я никогда не видела такого идеального макияжа. Вены обозначены на шее, спускаются на грудь. Даже на руках прочерчены. В Сен-Жермене очень немногие дают себе труд поработать над руками. Аурелия походила на театральную актрису. Мы все так друг от друга устали и так надоели друг другу, что первое время она была для нас чем-то вроде развлечения. Но мне она не понравилась. Аурелия была холодной, а эти черные глаза… – Женщина вздрогнула. – Я чувствовала, что ее взгляд постоянно чего-то ищет, на что-то охотится. Доискивается моих самых сокровенных тайн.
– И что же говорилось в тех записках с угрозами?
– «Ты умрешь за то, что уничтожила меня». И тому подобное.
– А меня вы не уничтожите, или я все еще ваша собственность? – Элпью откинулась на спинку стула. – У вас привычка уничтожать людей, да?
– Я подумала, что это, должно быть, ошибка – «уничтожила меня». Я решила, что это написал француз, не совсем хорошо владеющий английским.
– Возможно, это был некто, кого вы, как и меня, выиграли в карты, а потом продали?
– Я бы никогда…
– Ну же. – Элпью сдала карты. – Я играю на себя и дом графини. Ставлю две сотни ливров.
– Из Бастилии можно выбгаться двумя путями. – Пигаль сидела на кровати, потягивая теплое бренди. – Мы пишем этому задаваке с манией величия, Людовику, униженное письмо с извинениями и дегжим пальцы скгещенными, чтобы его никто не пегехватил, особенно эта сучка – его любовница, и ждем ответа с пгиказом об освобождении. Или убегаем.
– Послушать тебя, это так просто, Олимпия. Что мы делаем, выходим из парадной двери? – Графиня забиралась в постель, облаченная в красную шелковую ночную сорочку, которую ей одолжила Пигаль.
– Пгинимаю твое замечание. Нужно обсудить данный вопгос со знающим человеком. – Она спрыгнула с кровати и обулась. – Если я сбегу, то, газумеется, мне повсюду пгидется путешествовать пегеодетой, но… Идем.
– Куда мы теперь?
– Мне нужно поговогить со специалистом. – Пигаль вошла в камин и забралась на стопку книг. – До сего дня мне никогда не пгедставлялся случай навестить его, но я знаю, где он находится. Сегодня его пегевели в дгугую камегу. Это всегда становится известно. Следуй за мной! – Пигаль подоткнула юбки, выставив на обозрение тощие ноги и туфли с красными каблуками. Графиня смотрела, как ее подруга, подтягиваясь, лезет в дымоход и ее ноги медленно исчезают из виду.
– Но, Олимпия…
Графиня поморщилась, готовясь к восхождению. Пигаль такая худая, а она такая embonpoint.
[61]
Леди Анастасия осторожно встала на какие-то книги и посмотрела в длинный узкий дымоход. А вдруг она там застрянет?
– Эшби, пошевеливайся! – Резкий голос Пигаль разнесся в пустоте гулким эхо.
Ухватившись за железную скобу, графиня начала подъем во тьму. Пигаль ползла впереди по туннелю, отходившему под крутым углом от основного дымохода. Глубоко вздохнув и пробормотав коротенькую молитву, графиня двинулась за ней. Свет впереди стал ярче, когда Пигаль покинула туннель и исчезла из виду. Графиня проползла еще немного и робко заглянула в освещенную свечой комнату. Снова перекрестилась, набрала в легкие воздуху и прыгнула. Приземлилась она на испачканный сажей тюк к ногам какого-то господина и с трудом поднялась, отряхиваясь и жалея, что явилась в такой вызывающей ночной сорочке. Леди Анастасия убрала упавшие на глаза волосы и обнаружила, что ее парик остался где-то в дымоходе.
