– Почему он открылся тебе именно этой ночью? Не знаешь?
– Он предлагал мне сбежать.
– Снова?
– В прошлый раз я не знала, что мы убегаем. Я думала, что меня отсылают в одинокое изгнание.
– Ты была действительно дорога ему, если он последовал за тобой.
– Он следовал не за мной. – Лицо Вирджинии снова напомнило трагическую маску. – Его послали сюда с письмом. А тут, кстати, подвернулся мой отъезд.
– С письмом… да для кого же?
– Не знаю. Для какой-то женщины. Это еще одна причина, по которой я не могу ему доверять. Я знаю, где-то здесь живет старуха, и именно для встречи с ней Джон приехал сюда. Мне кажется, что ко мне он приходит, только когда не может быть с ней, потому что у нее то ли муж, то ли кто-то еще.
– Он назвал тебе ее имя?
– Джон заставил меня поклясться, что я никому не скажу. Но после того как он столь гнусно со мной поступил… Уверена, будет правильно, если я вам скажу. Ее зовут Дениза.
– И где живет эта Дениза? Он не сказал?
– Я не понимаю, графиня. – Вирджиния опять сморщилась. – Что во мне не так? Я не уродина, не толстая. Почему он не любит меня?
– Сожалею, что именно мне выпало просветить тебя, да еще после того, как дело сделано, но любовь, какой бы всемогущей она ни была, утрачивает большую часть своей божественности, когда все совершается.
– Я велела ему убираться прочь. Пусть идет к своей драгоценной Денизе. – Эти слова вызвали у девушки новый приступ рыданий. – И он ушел!
– Он точно сказал тебе, что эта Дениза занимается черной магией, что она ведьма? Ты не придумываешь из ревности?
– Он сам называл ее василиском. А я бывала в театре и знаю, что если в первом акте мужчина называет женщину василиском, то в пятом он обзывает ее мегерой, строптивицей, каргой и ведьмой.
Графиня вздохнула. Она не могла не согласиться. Когда мужчина, описывая женщину, использует слово «василиск», это дурной знак, особенно если этот мужчина так красив и такой завидный жених, как Джон, в прошлом грум, а ныне виконт Вентнор.
Элпью ухватилась за лежавшую перед ней книгу. Что делать теперь, когда женщина начала говорить? Она понятия не имела, как ведут себя папистские священники, затворившись в этих непривычных деревянных будках.
– Благословляю тебя, дитя. – Элпью выхватила из кармана платок и прикрыла рот.
– Я уже исповедовалась сегодня утром, святой отец. Но, увидев закрытую дверь, решила снова войти в исповедальню. Ибо душа моя изнемогает под тяжким бременем и я не в силах вынести его ни минутой дольше.
Элпью открыла рот и – закрыла.
Леди Прюд тоже молчала, словно решая, продолжать или нет.
Элпью затаила дыхание. Тишина сделалась осязаемой.
– Вы не спросите меня?…
– Говори, если желаешь, дитя, – пробормотала Элпью, для верности добавив: – Благослови тебя Бог.
Было слышно, как шуршит парчовая накидка леди Прюд. Потом раздался другой звук. Что это? Похоже на сипение. Возможно, леди Прюд страдает астмой.
– Я оглядываюсь на свою жизнь… или лучше сказать, на бурные потрясения и трудности моего прошлого, на то, как я попала сюда… и размышляю над некоторыми страшными ошибками, которые совершила на этом пути.
Элпью поморщилась. Господи, надо же было попасть в такую переделку.
– Продолжай, – проворчала она.
– Я была блудницей, – объявила Прюд. – Я исправилась, но теперь мне кажется, что в своем исправлении я зашла слишком далеко. – Леди Прюд шмыгнула носом. Элпью поняла, что женщина плачет. – Любовь – это благо, святой отец, ведь так?
Элпью молчала.
– Скажите мне, что любовь – это благо, святой отец. Ведь если один человек готов пожертвовать чем-то ради любви к другому, как это может быть грехом в глазах Господа? И вместе с тем я сурово осуждала тех, чьим единственным грехом была любовь. В результате здесь, в замке, я выпустила на свободу страшное, подлинное зло. – Она умолкла. – Это все из-за меня. – Снова тишина. – Я думала, что избегла возмездия. Но моя мстительница вернулась. Она приходила уже дважды. – Снова длительное молчание. – Я желаю покаяться в моих прошлых грехах, святой отец. В молодости я совершила ошибку. И эта ошибка вернулась, чтобы преследовать меня. – Леди Прюд опять замолчала. Элпью услышала всхлипывание, прежде чем женщина продолжила: – Я была двоемужницей. И хотя в то время это было довольно просто, теперь ко мне явился призрак прошлого. И я отягощаю свой грех новыми и новыми ошибками.
Минуту или две леди Прюд тихо плакала.
– Да? – Элпью надеялась, что заставит ее продолжить и объясниться яснее.
– Чтобы защитить себя, я сообщила ложные сведения. И это привело к смерти невинных людей.
Мгновение Элпью прикидывала, просят ли священники подробных разъяснений. Она помычала – понимающим и в то же время осуждающим тоном – и сказала:
– Продолжай.
– Как только я поняла, что происходит, то после смерти девушки попьггалась вмешаться. Я хотела как лучше. Я устроила так, чтобы объект моего преследования посадили под замок. Мне казалось, что в тюрьме она будет в безопасности. Но каким-то образом ей удалось освободиться и вернуться сюда. Сюда, в это место, где я сделала все для того, чтобы ее погубить.
– Зачем? – спросила Элпью, сорвавшись на свой обычный голос и замаскировав его легким покашливанием. – Что двигало тобой?
– Два обстоятельства, святой отец. Преследовать ее побудило меня ложное чувство приличия. Но, устроив ее арест, я полагала, что спасаю ей жизнь. Вам не вообразить моих мук, когда я узнала, что она вернулась. Спаси, Господи, мою душу.
– Дитя мое… – Элпью не могла не задать коротенького вопроса. – Ты говорила о блуде… двоемужии…
– Да, святой отец. Но я увидела ошибочность своих поступков и с тех пор посвятила себя служению одному лишь Господу и моему королю.
Было ясно, что она не закончила, да и Элпью хотелось услышать дальше.
– Но?… – подтолкнула она леди Прюд.
– Выяснилось, что я до сих пор заблуждалась. Помоги нам, Боже, ведь если добром в мире движет истинная любовь, она должна быть позволена. Любовь должна… – Она умолкла на полуслове, и Элпью услышала стоны раскаяния; дыхание женщины становилось все более затрудненным. – Что мне делать, святой отец? – Элпью не рискнула ответить. – Прошу вас, святой отец. Я знаю, что грешница. Знаю, что заслуживаю вашего гнева. Но пожалейте ту, чьими единственными грехами были слишком большое себялюбие и почти полное отсутствие сострадания. – Она высморкалась. Элпью хранила молчание. – Боюсь, эти дни ужаса не закончились. – Голос леди Прюд зазвучал сдавленно. – «Ибо истинны и праведны суды Его: потому что Он осудил великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки ее».
[100]
Скажите же что-нибудь, святой отец. Потому что я завидую другим. Завидую их любви. – Она снова заплакала. – О, Спаситель наш Иисус, прости меня, я признаюсь, что из-за меня погибла женщина. Возможно, две.
