Оуэн пожал плечами.
— Я бы предположил, что кончине обоих немало способствовало путешествие на север в зимнее время. Для меня самого дорога оказалась очень трудной, а ведь я на здоровье не жалуюсь.
Свет из окошка осветил лицо монаха, покрывшееся бусинами пота.
— И это тоже правда. Первый из паломников был не в том состоянии, чтобы путешествовать. Мне кажется, он понимал, что может встретить здесь свой смертный час.
Оуэн подметил особую нотку в голосе старого монаха.
— Вы хорошо его знали?
Вульфстан склонил голову и на секунду закрыл глаза, прежде чем ответить.
— Мы сдружились, пока я его лечил.
— Во время военной службы для меня это было самым тяжелым — потерять друга, за которого отвечаешь.
Вульфстан молча уставился на противоположную стену, глаза его увлажнились.
— Кому выпало оповещать родственников? Вам? — тихо поинтересовался Оуэн.
— Это сделал бы аббат Кампиан, но пилигрим предпочел не называть своего имени.
— Он не рассказывал вам о своем доме?
— Он так долго воевал, что я даже неуверен, помнил ли он свой дом.
Оуэн кивнул.
— Я очень хорошо это понимаю.
— Для солдата вы слишком чувствительны.
— Я заработал рану, которая полностью переменила мою жизнь.
Вульфстан сочувственно взглянул на повязку.
— А тот, второй пилигрим, который умер, Фицуильям. Он тоже приехал больным?
Вульфстан покачал головой.
— Отголоски беспутной жизни. — Потом он пристально посмотрел на Оуэна. — Откуда вам известно его имя?
— Оно прозвучало вчера вечером. Я потому и стал прислушиваться. Фицуильям тоже служил Ланкастеру. Я был в Кенилуорте, когда пришло известие о его смерти.
Монах выглядел удрученным.
— И как к этому отнеслись у Ланкастера?
— Говорили, что враги Фицуильяма остались с носом, не успев его прикончить. Но прошу меня простить. Кажется, я затронул неприятную для вас тему.
Вульфстан тяжело вздохнул.
— То, что умерли сразу два пилигрима, — не слишком хорошо для аббатства.
— Мы узнали только о смерти Фицуильяма. И сразу предположили, что его оставил умирать на дороге кто-нибудь из личных врагов.
Вульфстан опустил голову.
— Он был сорвиголова, — продолжал Оуэн. — О нем всегда ходили разные слухи.
— Заблудшая душа. У нас о таких говорят «рожден под темной звездой».
— Вы хорошо его знали?
— Я знал не его, а о нем. Он довольно долго прожил в аббатстве. Но до поры до времени ему удавалось обходиться без моего лазарета.
— Он вам не нравился.
— Я не знал его. — В голосе Вульфстана прозвучала нотка, предупреждавшая, что его терпению приходит конец.
— Простите. Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы удовлетворить праздное любопытство.
— Ничего.
Оуэн посмотрел в окно на огород с лекарственными растениями. По краям припорошенных снегом грядок росли лаванда и сантолина. Пройдет какой-то месяц, снежное одеяло растает, и темная земля будет испещрена зелеными побегами.
Оуэн почувствовал на себе взгляд лекаря.
— Мастер Роглио посоветовал мне обязательно изучить два самых выдающихся аптекарских сада в Йорке, ваш и мастера Уилтона. Я думал, что сад в Кенилуорте самый лучший, он ведь в два раза больше этого. Но Роглио сказал, что сады в Йорке отличаются гораздо большим разнообразием.
— У нашего сада в аббатстве давняя история. Но сад Уилтона — дело рук одного человека, самого Николаса. Это предмет его гордости и радости. Его шедевр. Именно меня гильдмейстер попросил определить, достоин ли Николас того, чтобы его повысили до звания мастера аптекаря. Я не представлял, что обычный горожанин мог иметь доступ к книгам, к которым он, должно быть, обращался. Но думаю, он планировал создать подобный сад уже тогда, когда учился здесь.
— Так он посещал школу при аббатстве?
Монах снова замкнулся.
Оуэну стало любопытно, какого именно вопроса опасается Вульфстан.
— Вы должны меня извинить, — пробормотал монах, вставая. — У меня еще много работы.
Оуэн тоже поднялся.
— Извините, что отнял у вас время. С нетерпением буду ждать весны, чтобы осмотреть ваш сад.
Вульфстан нахмурился.
— Вы собираетесь пробыть здесь так долго?
— Я приехал в поисках работы. — Оуэн дотронулся до повязки на глазу. — Из одноглазых выходят не очень хорошие солдаты, я так думаю.
Монах сочувственно на него посмотрел.
— А мастер Роглио ничем не сумел помочь?
Оуэн покачал головой.
— Жаль. Если бы кто и смог помочь, то только он. Какой работой вы хотели бы заняться?
Оуэн оглядел комнату.
— Я знаю, для человека моего возраста это не совсем обычно, но я надеюсь поступить в ученики к какому-нибудь аптекарю или лекарю.
Вульфстан нахмурился.
— От солдата до лекаря — большой скачок. Но если Господь сочтет нужным, то укажет вам путь.
От Оуэна не ускользнуло, что монах снова бросил взгляд на оставленную работу.
— Я отнял у вас слишком много времени. — С этими словами он ушел.
Что дал ему этот визит? Что нового он узнал? Только то, что брат Вульфстан обеспокоен смертями в аббатстве и нервничает по какому-то поводу. Монаху не понравились вопросы об умерших пилигримах, как и о Николасе Уилтоне. Возможно, это ровным счетом ничего не значит, но Оуэн решил подумать об этом на досуге. Лекарь упорствовал в своем утверждении, что Фицуильям умер от болезни. С другой стороны, если юношу убили в лазарете Вульфстана, то это плохо бы сказалось на репутации монаха, так что он вряд ли отступил бы от своей версии.
В общем, беседа не дала никакого результата. Оуэн решил воспользоваться случаем и расспросить о Фицуильяме других обитателей аббатства. Он жестом подозвал молодого монаха, пробегавшего мимо.
— Я надеялся поговорить с кем-то, кто, возможно, помнит моего кузена, сэра Освальда Фицуильяма.
Монах, совсем еще юный, оглядел Оуэна с ног до головы и заулыбался.
— Вы совсем не похожи на своего кузена, мистер?..
— Арчер. Оуэн Арчер. — Он протянул руку. Юноша слегка поклонился, но руки из рукава не протянул.
— Я брат Джонас. Я помню вашего кузена. Он был… — Джонас на секунду отвел взгляд, задумавшись. — Он был заметной личностью. Его смерть, должно быть, явилась полной неожиданностью.
