— Так это мать научила тебя чистить очаг?
— Да. Она. И многому другому тоже. А разве твоя тебя не учила?
— Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, — сказала Люси.
— А после тебя учили сестры в монастыре.
— Да. — Она насторожилась. — Кто тебе рассказал?
— Камден Торп. Я задал несколько вопросов. Естественное любопытство. Он сказал, что твоей матери нравился сад Николаса.
— Он напоминал ей родной край, — натянуто произнесла она, и он понял, что ступил на опасную почву.
Оуэн попытался успокоить ее.
— Моя мать верила, что работа в саду — высшая форма преданности Богу. Она всех своих детей заставляла трудиться в саду.
Сработало. Люси подняла на него глаза.
— И это приблизило тебя к Богу?
Он выдавил из себя улыбку.
— Это показало мне, как много работы Всевышний для нас приготовил.
Уголки ее губ дрогнули. Значит, она не лишена чувства юмора.
— Что ж, стало быть, ты готов и впредь много трудиться. — Она вернулась к очагу и немного помолчала. — А за время своей военной службы ты чему-нибудь научился?
— Я понял, что мне нравится, когда стрела, выпущенная из лука, со свистом летит в воздухе и попадает точно в цель, а еще я понял, что война касается не только армий, которые в ней участвуют.
Он заметил в углу лютню и взял ее в руки. Люси вздрогнула, услышав, как ожили струны. Она уже собралась было сделать ему выговор, но замолкла, увидев, как нежно и уверенно он касается струн. Он оживил инструмент печальной мелодией и начал петь. Многие женщины ему говорили, что у него красивый голос. Люси не захотела, чтобы он видел, как подействовало на нее его пение. Хотя она устала и очень хотела еще немного посидеть, но все-таки поднялась и принялась убирать кухню, стараясь при этом не смотреть на Арчера. Он весь отдался песне, позволив себе увлечься проникновенной историей.
Мелодия оборвалась на пронзительной ноте. Оба помолчали, в ушах еще звучали последние ноты. Поленья в очаге шипели и потрескивали. Ветка дерева скреблась о стену дома.
Люси вздрогнула.
— Какой красивый язык.
— Бретонский. Я научился ему от одного менестреля, — сказал Оуэн. — Он похож на язык моей родины. И хотя поначалу я не понимал всех слов, все равно ухватил их суть.
Люси все-таки присела, вдруг остро осознав, как мало она знает об этом человеке, рядом с которым ей предстоит провести много дней.
— О чем эта песня?
— По всей Бретани возвышаются огромные надгробные сооружения из камней — там они называются дольмены, — они сложены из таких валунов, сдвинуть которые под силу лишь великану. Говорят, что это могилы древних людей. В одном из таких дольменов живет благородная женщина, давшая клятву спасти свой народ от ландскнехтов короля Эдуарда.
— Ландскнехты, — прошептала Люси.
Оуэн подумал, что она не знает этого слова.
— Наемные солдаты, которых наш доблестный король высадил на том берегу пролива без гроша в кармане. Говорят, они сотнями бродят по стране, насилуют и грабят. Возможно, это преувеличение.
— Мама рассказывала мне о них.
— Она была француженка?
Он успел убедиться, что Люси не нравится, когда он выказывает свою осведомленность относительно ее прошлого или родных.
Миссис Уилтон кивнула.
— Этих наемников действительно сотни.
— Они бедствие для французов.
— Мама говорила, что война — это бедствие.
— Да. Еще бы ей так не думать. Для нас, живущих на острове, все по-другому. Мы воюем на чужих землях. Если наш король одерживает победу, те, кому повезло вернуться, приносят добычу. Если случается поражение, уцелевшие приходят с пустыми руками. Но во Франции неважно, победил король или нет — народ все равно страдает. Солдаты обеих сторон сжигают деревни и города, чтобы противник был обречен голодать. Бездомному голодному ребенку все равно, за кого голодать — за собственного короля или за чужого.
Люси смотрела на него так, будто увидела впервые.
— Ты рассуждаешь не как солдат.
Он пожал плечами.
— А как эта женщина из песни спасает свой народ?
— Она прикидывается беззащитной, потерявшейся в лесу и заманивает наемников в ловушки, которые заранее расставила. Она умело владеет ножом. Она говорит вражеским воинам, что все потеряла и хочет к ним присоединиться, а в доказательство обещает привести их к богатому дому на краю леса, где они найдут много денег и вина. На самом деле там она приготовила засаду. Эту часть песни знают все бретонцы. А вот следующие куплеты каждый раз поют по-другому. В моем варианте песни рассказывается о том, что она посочувствовала одному солдату, который отдалился от своих товарищей, раскаиваясь в содеянном. Когда отряд приближается к засаде, женщина хочет спасти его. Она отзывает солдата в сторону, и они оказываются на вершине холма в центре круга из огромных валунов. Когда до них доносятся крики его товарищей, он приходит в ярость от того, что она сделала. «Ты волен выбрать смерть, — говорит она ему. — Скажи, что таков твой выбор, и я тут же нашлю на тебя своих людей. Или загляни к себе в душу и признайся, что ты больше не в силах выносить бесчестную бойню».
— И что он выбирает?
— Об этом песня умалчивает.
Люси разочарованно покачала головой.
— Это правдивая история?
— Не знаю.
— Не может быть, чтобы это была правда. Иначе менестрель предал бы спасительницу своего народа, распевая эту песню.
— Может быть, поэтому он пел ее на своем родном языке.
— Но ты ведь все понял. Многие из твоих лучников тоже могли бы оказаться валлийцами.
— И как я, они предпочли бы помалкивать.
— А что другие солдаты? Неужели никто не поинтересовался у тебя, о чем поется в этой песне?
— Я сказал им, что это песенка про Николетту.
— Ты защитил менестреля?
Он вздохнул.
— В благодарность за мою защиту он сделал меня слепцом. Вернее, его подружка.
Люси потянулась через стол и дотронулась до шрама.
— Почему она сделала это?
— Защищая его.
— От тебя? Не понимаю.
Он рассказал ей, как все произошло.
— Я поступил глупо. А теперь должен расплачиваться, начав все сначала. Впрочем, к тому времени мне уже опостылело воевать. — Он так часто это повторял, что уже сам начал верить. — Но то, что они со мной сделали, я не могу простить. Они предали меня, когда я старался им помочь.
Люси разглядывала его еще несколько минут.
