И все равно брат Вульфстан не знал покоя. Возможно, он чувствовал ответственность за смерть Монтейна в его лазарете, хотя Оуэн в этом сомневался. Монах недолго бы проходил в лекарях, если бы винил себя в каждой смерти, случившейся в аббатстве, точно так ни один капитан не смог бы выполнять своих обязанностей, если бы терзался из-за потери людей во время боя. Сначала учишь их всему тому, что знаешь, а потом их жизнь зависит только от них самих и Бога. Вульфстан сделал все, что мог.
И все же монаха мучили сомнения. Если верить Дигби, исчерпав все известные ему средства, Вульфстан направился за помощью к Николасу Уилтону. А тот рухнул за порогом лазарета, после того как доставил лекарство, специально приготовленное для Монтейна. Как раз в то время, когда архидиакон ужинал с аббатом, а Дигби отирался поблизости. Уж слишком все притянуто.
Отравление может выглядеть как приступ лихорадки. Но если больной и без того был при смерти, то зачем хлопотать?
А затем, что ожидание было невыносимо. Особенно когда почва уходила из-под ног. «Будьте терпеливы». Эту мысль Оуэн вколачивал в голову своим новым рекрутам. «Не спешите. Улучите момент, когда выпустить стрелу. Не позволяйте страху или отчаянию торопить вас. Паникой ничего не добьешься, только потеряешь способность разумно мыслить». Но некоторые забывали этот урок, оказываясь на поле брани.
Если Монтейна отравили, значит, кто-то запаниковал. Пилигрим все равно бы умер, только процесс мог затянуться. Оуэн ясно представил, как все произошло. Если брат Вульфстан не почуял беды, то не стал исследовать лекарство. Поэтому подозрения Дигби вполне правдоподобны. Монах ни за что бы не обратился к Николасу Уилтону за помощью, если бы заподозрил, что тот хочет отравить больного. Поэтому, когда снадобье не помогло, Вульфстан принял это как знак того, что Господь захотел призвать к себе Монтейна. Монах смирился с этим — такова церковная доктрина.
Возможно, так все и было.
Но в чем причина? Оуэн уставился на Дигби, который кивал явно в ответ своим мыслям, и выражение лица при этом у него было довольное.
— Ну что?
— Вспомнил! Этот Монтейн был любовником леди Д'Арби. Люди поговаривали, как раз из-за ребенка, прижитого с ним, она и умерла.
Имя вроде бы было знакомое, но Оуэн никак не мог сообразить, где слышал его.
— Леди Д'Арби?
— Мать вашей хозяйки, миссис Уилтон. Вы можете поговорить с леди Филиппой и сэром Робертом, владельцем Фрейторп Хадден.
— Так он был любовником матери миссис Уилтон?
Дигби кивнул.
— Красавица Амели. Военный трофей сэра Роберта.
— Она понесла от Монтейна и умерла при родах? Был скандал?
— Было много разговоров, но и только. Она умерла. Монтейн исчез. Ну а лорд Д'Арби совершил паломничество в Святую землю.
— А кто такая леди Филиппа?
— Сестра сэра Роберта. Она за ним присматривает.
— И еще вопрос: где находится Фрейторп Хадден?
— К югу отсюда. Порасспросите свою новую хозяйку.
Дигби осушил кружку, поднялся и протянул Оуэну руку.
Но тот вцепился обеими руками в кружку.
— Нечего выставлять напоказ, что мы подружились.
Дигби пожал плечами и ушел.
Оуэн помрачнел еще больше, чем до разговора с приставом. Значит, Монтейн был любовником матери Люси. Оуэну это не понравилось.
12
ПОДОЗРЕНИЯ
Оуэн не мог заснуть: из головы не выходил разговор с Дигби.
Монтейн и Амели, леди Д'Арби. Наверняка был скандал. Николас Уилтон вполне мог пожелать отмстить за позор, который Монтейн навлек на семью Люси. Хотя, конечно, история давнишняя. С другой стороны, из-за приезда Монтейна в Йорк могли вскрыться старые раны.
Оуэн подумал об усохшем старике, прикованном к постели. Николас совсем не походил на человека, который был бы в силах выносить такой план и осуществить его.
А потом Оуэна осенила ужасная мысль. Он попытался отогнать ее, но не смог. Снадобье вполне могла приготовить Люси Уилтон. Ей хватило бы знаний. Она, как и ее муж, сумела бы смешать яд. Дигби сказал, что лекарство в аббатство принес Уилтон, но пристав не мог знать, кто приготовил снадобье.
Возможно, Люси. У нее могли быть причины ненавидеть Монтейна. Во всяком случае, глубокую антипатию к солдатам она не скрывала. Оуэн тогда решил, что все дело в отце, который отослал ее в монастырь, а сам уехал после смерти жены. Но может быть, виноват Монтейн. И хотя пилигрим не назвал своего имени, вероятно, это и не имело значения. Как верно подметил Дигби, Люси могла увидеть его и вспомнить. Нужно будет обязательно выяснить, не побывала ли она в аббатстве, пока там жил Монтейн. При этой мысли боль снова пронзила слепой глаз. Арчер принялся растирать шрам под повязкой.
Да, от этого никуда не деться. Люси Уилтон может оказаться виновной. И то, что она красивая молодая женщина, не должно затуманивать его сознание. Уж кто-кто, а он знал, что женщины бывают такими же безжалостными, как и мужчины. Он ведь потерял глаз не из-за менестреля.
От возникшего подозрения ему стало тошно. Только уродливый греховный мир мог вынудить Люси Уилтон предать свое призвание — исцелять людей — и использовать данное ей Богом умение для убийства.
Странно, но, подозревая Николаса Уилтона, Оуэн не испытывал такой душевной боли, как теперь. Он ненавидел сам себя: все-таки попался на крючок Люси Уилтон, потеряв способность здраво рассуждать на ее счет. Вполне возможно, что эта женщина таким образом захотела отомстить за постыдную смерть матери. С хорошей выучкой в аптекарском деле, ей проще всего было нанести именно такой удар.
Разумеется, все это верно только в том случае, если Дигби не ошибся в своем подозрении, если Монтейна действительно отравили. Но тогда при чем здесь Фицуильям?
Нельзя отвергать и другой возможности. Все-таки Дигби мог ошибиться. Все доказательства похоронены вместе с Монтейном — в могиле безымянного пилигрима. Интересно, как помечают такие могилы? Какие слова обычно произносят монахи аббатства Святой Марии? Что высекают на плитах? Благородный пилигрим, почивший в такой-то день, на тридцать шестой год правления короля Эдуарда Третьего?
Да, разгадка находится в могиле. Оуэн резко перевернулся на левый бок, и плечо тут же заныло. Ругнувшись, он перевернулся обратно на правый.
Сколько неприятностей влекло за собой его расследование — сначала скандал с лордом Марчем, потом вскрытие могилы. А ведь нарушать покой священной земли — святотатство. Неужели Господь поставит это ему в вину? Впрочем, пока беспокоиться рано: скорее всего, ему не дадут возможности что-то выяснить. Аббат Кампиан, вероятно, откажет. Да и Торсби, скорее всего, отвергнет улики, добытые таким способом. Оуэну не нравилось, что приходится вмешиваться в жизнь людей. Это делало его похожим на судебного пристава.
