— Кому вы приказали? Своему послушнику?
— Я… Нет.
Монах не умел лгать. Оуэн на это и рассчитывал. Нужно было просто набраться терпения.
— Тогда кому?
— Другу.
— Выходит, еще кто-то посвящен в это дело?
— Он никому не расскажет.
— Вы по-прежнему темните.
Монах еще больше побагровел.
— Теперь вы знаете, что незачем раскапывать тело Джеффри. Вы знаете, отчего он умер. Неужели этого мало?
— А вы уверены, что смертельная доза аконита попала в лекарство случайно?
— Как же иначе? В то время я еще не знал имени пилигрима, поэтому не мог назвать его Николасу Уилтону. — «Но Николас задавал вопросы. Он знал, для кого готовил лекарство». — Он не наведывался в аббатство, пока здесь жил Джеффри, так откуда он мог знать? Да и зачем бы ему травить незнакомца?
Пот потек тонкой струйкой по спине Вульфстана, и он заерзал. Что, если он защищает убийцу? Что тогда? Люси Уилтон невиновна. Он должен ее защитить. Но как же тогда с расспросами Николаса? А его паралич? Не была ли болезнь вызвана потрясением при виде жертвы? Что, если тяжесть содеянного оказалась чрезмерной для его сердца?
— Я спросил вас, брат Вульфстан, уверены ли вы, что это была случайность?
Лекарь промокнул лоб. Заерзал на скамье. Наконец зажмурился и закрыл лицо руками. Оуэн услышал, как монах что-то бормочет сам себе, и понял: стрела попала прямо в цель.
Наконец Вульфстан распрямился и посмотрел на собеседника. Оуэн прочел в его глазах страх.
— Нельзя заглянуть в чужую душу. Я всегда считал Николаса отличным аптекарем и порядочным человеком. Но, признаюсь, я не знаю, что и думать о том дне. Вопросы его о пациенте показались мне тогда… — Он нахмурился, подыскивая нужное слово. — Неуместными, не относящимися к болезни.
Оуэн продолжал мягко расспрашивать старика, пока не выяснилось одно обстоятельство: Николас Уилтон узнал достаточно, чтобы догадаться, кто был этот пилигрим.
— Простите, что подверг вас такому испытанию. Для меня было очень неприятно выпытывать у вас эту тайну.
Вульфстан кивнул, в глазах его стояли слезы.
— Вот что мне скажите: вы уверены, что лекарство, которое вы потом опробовали, было тем самым, что приготовил Николас?
— Уверен, — со вздохом ответил Вульфстан.
— И никто не сумел бы подсунуть его на вашу полку?
— Я сам надписал склянку.
— И вы заметили бы, если бы лекарство подменили?
Вульфстан сгорбился, окончательно сраженный.
— Наверное, заметил бы. Но точно не скажу.
— Жаль, вы не сохранили склянку.
— Я хотел от нее избавиться. Испугался, как бы кто-нибудь еще не воспользовался снадобьем.
— Значит, у монахов есть доступ к лекарствам?
— Нет, конечно. Но если бы со мной что случилось…
— Кто уничтожил лекарство?
— Я уже сказал. Друг.
— Здесь, в аббатстве?
Глаза у монаха забегали.
— Нет.
— Где-нибудь в городе?
Вульфстан решительно вздернул подбородок. Он не станет выдавать ни в чем не повинную душу.
— Я не видел, где сожгли лекарство. Я точно не знаю, где его сожгли. — Он сделал глубокий вдох.
Кого это старый монах защищает с таким упрямством и преданностью? С кем он мог поделиться своим открытием? Оуэн терялся в догадках.
И тут до него дошло. Тот человек, которому Вульфстан доверил свой самый последний секрет. Тот самый человек, с которым монах разделял общую тайну.
— Вы рассказали о своей догадке миссис Уилтон.
Лекарь наклонил голову и перекрестился. Он боролся с желанием проклясть одноглазого монстра.
— Вы решили, что ей следует знать. Чтобы эта ошибка не повторилась.
Старик по-прежнему не проронил ни слова.
— Я должен знать, кто еще в курсе дела, — мягко настаивал Оуэн. — Видите ли, если убийца не Николас, если убийца на свободе, то любой, кто может дать показания, находится в опасности. Вас я предупредил. Должен предупредить и вашего друга.
Вульфстан поднял на него глаза. В его взгляде читалась неуверенность.
— Вы говорите об опасности?
— В подобной ситуации что-то знать опасно.
— Да простит меня Господь, я об этом не подумал.
— Это миссис Уилтон?
— Теперь я сам могу предупредить своего друга.
— Подумайте хорошенько. Я работаю в лавке Уилтона. Если я буду знать, что миссис Уилтон грозит опасность, я сумею ее защитить.
«А ведь он прав», — подумал Вульфстан. Этот широкоплечий мужчина мог бы стать для Люси защитником. А что может сделать сам Вульфстан? Как защитить?
— Да, я рассказал обо всем Люси Уилтон и попросил, чтобы она присматривала за Николасом. И велел ей уничтожить снадобье.
— Вам было нелегко во всем ей признаться.
— Да. Тот разговор дался мне с трудом.
— Она, наверное, была потрясена.
— Люси Уилтон храбрая женщина. Она восприняла все спокойно. Сразу поняла, почему я рассказал ей это.
— Не стала плакать или заламывать руки?
— Это ей не свойственно.
— У вас, должно быть, камень с души свалился. Упади она в обморок, вы бы даже не знали, что делать.
— Я бы не стал ей ничего рассказывать, если бы думал, что она способна на такую глупость.
— Значит, она совершенно не выказала потрясения?
Вульфстан нахмурился. Разговор принимал неприятный оборот.
— Не думаю. Я этого не заметил.
— Миссис Уилтон знает, кто был этот пилигрим?
— Нет.
— Вы уверены?
Вульфстан пожал плечами.
— Ровно настолько, насколько один человек может быть уверен насчет другого.
— Он был возлюбленным ее матери. Вы знали об этом?
Брат Вульфстан покраснел.
— Догадывался.
— Но никто из семейства миссис Уилтон — ни ее муж, ни отец — не знал о приезде Монтейна в аббатство?
Вульфстан покачал головой.
— Не представляю, как бы они могли об этом узнать.
Достаточно.
— Простите, что подверг вас такому допросу. Миссис Уилтон очень повезло иметь такого друга, как вы, брат Вульфстан. Больше ничего выпытывать не буду. — Оуэн поднялся. — Спасибо за доверие ко мне. Обещаю использовать эти сведения только для того, чтобы докопаться до правды.
