— Гильдмейстер участвовал в обмане?
— Нет, его пришлось уговаривать.
— Откуда мне знать, что тебе можно верить?
— Даю тебе слово.
— Если оно хоть чего-то стоит. — Она потянулась за чашкой с бренди, но потом передумала. Так будет труднее ясно мыслить.
Оуэн явно был задет за живое. Интересно, с чего бы ему так переживать?
— Неужели ты думаешь, что после этого я смогу тебе доверять?
— Я знал, что рискованно рассказывать тебе правду. Особенно сегодня. Я понимал, что ты можешь мне больше никогда не поверить, как только узнаешь, каким образом я здесь оказался. Но ты должна мне верить, Люси. У тебя нет другого выхода. Я сумею тебя защитить.
— От кого?
— Для начала от архидиакона.
Как ей поступить? Говорил он вроде бы искренне, но может быть, ей просто хотелось поверить ему? Вот именно. В голове у нее стоял туман.
— Значит, ты связал смерть Фицуильяма со смертью Монтейна и каким-то образом обнаружил, что мой муж отравил Джеффри?
— Да. Дигби указал мне верную тропинку, хотя поначалу я сомневался. Уж очень его светлость был уверен, что с Фицуильямом расправились враги.
— Если б я знала об этом раньше!.. Почему ты так долго ждал?
— Потому что… Я бы и раньше тебе рассказал, Люси. Мне с самого начала не хотелось лгать.
— Так почему?
Он все не решался. Люси приготовилась услышать еще одно неприятное откровение.
— До сегодняшней ночи я думал, что это ты могла отравить Монтейна.
Она восприняла это как удар. Подобное признание Оуэн мог бы сделать со смешком, но он не смеялся. Даже не улыбался. Вид у него был виноватый. Все это время она льстила себе, что Оуэн уважает ее и даже неравнодушен к ней, а правда заключалась в том, что он считал ее убийцей.
— С чего вдруг мне его убивать? Да и как я смогла бы это сделать? Я даже не знала, кем был этот пилигрим!
— А если бы знала?
— Я бы пошла к нему. Он хорошо ко мне относился, Оуэн. Благодаря ему, во взгляде мамы исчезла грусть. — Люси пыталась побороть слезы, не смогла и нетерпеливо смахнула их, рассердившись на собственную слабость. — Я бы скорее убила сэра Роберта. — Глупо, конечно, такое говорить. — Выходит, мне повезло, что архидиакон попытался меня убить. Я теперь оправдана?
— Люси, прошу тебя. Монтейн был возлюбленным твоей матери. Он навлек позор на твою семью. Ты могла с тем же успехом, что и Николас, отравить его. И, на мой взгляд, причин у тебя было больше.
Она никогда не думала, как все это дело выглядит со стороны. Аргументы Оуэна были весомы. Люси не могла их отрицать. И это ее пугало.
— Ты не можешь себе представить, как меня радует, что ты невиновна, — тихо произнес Оуэн.
Люси не хотела ничего слышать о его чувствах.
— Так что же ты выяснил? Очевидно, ты до сих пор не знаешь, почему Николас отравил умирающего, иначе ты бы не подозревал меня вплоть до сегодняшнего дня. — Она не удержалась от того, чтобы высказать самое мрачное свое предположение: — Моя мать и Николас были любовниками?
Оуэн смутился, пусть даже только для вида.
— Любовниками? Думаю, нет, впрочем, точно не знаю. Я пока что не очень хорошо во всем разобрался.
— Расскажи все, что знаешь.
— История неприятная, Люси.
— А я и не воображаю, что убийства бывают приятными.
— Как думает Магда Дигби, Николас сделал это, чтобы заставить Монтейна молчать, в противном случае ты потеряла бы свое положение в гильдии после смерти мужа. Это, по крайней мере, благородно.
— О чем же он должен был молчать?
— О том, что дал твоей матери лекарство для выкидыша, которое ее убило. Слишком большая доза.
У Люси заныло внутри.
— Он дал ей смертельную дозу?
— Нет, она сама ее приняла.
— Но ему следовало это предвидеть.
— Поэтому, я думаю, Николас решил, что через тебя искупит свой грех.
— И это, по-твоему, должно служить мне утешением?
— Нет. Утешаться тут нечем.
Люси сделала большой глоток бренди.
— Рассказывай все остальное.
— Мне хотелось бы избавить тебя от подробностей, но после того, что случилось сегодня, наверное, мне следует начать с Николаса и Ансельма.
Люси слушала молча, пока он рассказывал об отношениях ее мужа с Ансельмом в аббатской школе.
— Это многое объясняет в поведении Ансельма, — сказала она, когда он умолк. — Что еще ты узнал?
Она увидела по взгляду Оуэна, что ее спокойная реакция прибавила ему уверенности. Дальнейший рассказ дался ему легче. Он поведал ей о подозрениях Дигби и о том, что сообщила ему Магда Дигби. Наступил рассвет, а они все еще сидели на кухне.
— Deus juva me, — прошептала она, когда Арчер смолк, договорив. — Моя жизнь разрушена.
Оуэн промолчал.
— Моя мать… — Даже если Женщина с Реки права и Николас действительно без всякого умысла потворствовал слабости ее матери, все равно он виноват. — Мой любящий муж дал моей матери средство убить себя. Его нельзя было переводить в мастера. Каким образом удалось замять дело?
Оуэн пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, тетя Филиппа просветит нас.
— Тетя Филиппа убеждала меня выйти за Николаса. Всячески подталкивала. — Люси поднялась и, подойдя к двери в сад, открыла ее, впустив внутрь слабый утренний свет. — Кто она мне — друг или враг? — прошептала Люси, обхватив себя руками. — Она ведь может сегодня приехать. Я собиралась первым делом приготовить для нее постель.
— Тебе нужно немного поспать.
Люси резко обернулась. Как он слеп.
— Лечь рядом с тем чужим человеком и думать о том, что ты мне рассказал? Да я бы с ума сошла. Не знаю, то ли мне ненавидеть его, то ли жалеть.
— Я обязательно выясню все, что смогу, ради тебя.
— Ты имеешь в виду, ради архиепископа.
Оуэн поднялся и, подойдя к ней, взял ее за руки.
— Повторяю, ради тебя, Люси. — Она невольно взглянула ему в лицо, без повязки, непривычное. Шрам побагровел. Под здоровым глазом пролегли тени. Он был измучен не меньше, чем она. — Сумеешь простить меня? Сумеешь когда-нибудь мне поверить?
— Не знаю. Помоги мне добраться до сути этой проклятой истории, Оуэн, и тогда мы посмотрим. Но ведь твое будущее зависит от его светлости? Я, пожалуй, начну подыскивать нового ученика. Ладно. Работа отвлечет меня.
Она вышла из кухни.
* * *
Наверху она проверила, как Николас. По привычке. Веки его дрогнули, и он открыл глаза.
