Сесилия при виде зятя поднялась. Умный ход — ведь она была одного с ним роста. Пол Скорби больше не мог злобно взирать на нее сверху вниз, наоборот, ему пришлось отступить, чтобы встретиться с ней взглядом. Оуэн мысленно поаплодировал смелости этой женщины.
— Моей дочери нужен покой, Пол. Ты поймешь, когда увидишь ее. Она серьезно пострадала.
Пол Скорби обвел взглядом Оуэна и священника.
— Вот как?
Сесилия взяла в руки лампу.
— Я немедленно отведу тебя к ней.
Оуэн и отец Катберт тоже поднялись. Пол Скорби нахмурился.
— Я пойду один.
— Нет, Пол, — тихо произнесла Сесилия. — Один ты к ней не войдешь. — С этими словами она повернулась и направилась к лестнице.
Скорби двинулся следом, а за ним зашагали Оуэн и священник. В тот момент, когда все вошли в спальню, служанка, склонившись над Анной, промокала ей лоб.
— Спасибо, Лиза, — сказала Сесилия. — Можешь оставить нас и пойти перекусить, пока мы будем разговаривать с миссис Скорби.
Молодая женщина поспешно удалилась.
Оуэн внимательно наблюдал за Полом Скорби, когда тот подходил к жене. Распухший глаз Анны все еще не открывался. Увидев мужа, она спрятала забинтованную руку и натянула одеяло, закрыв им разбитый рот. Скорби побагровел. Он перевел взгляд на тещу, потом снова посмотрел на жену.
— У Анны есть и другие увечья, помимо тех, что ты видишь, — сдавленно произнесла Сесилия. — Живот черный от синяков, и внутреннее кровотечение не удается остановить.
Скорби повернулся к отцу Катберту.
— Как вы могли ей позволить уехать в таком состоянии? — грубо спросил он.
Молодого, неопытного священника так поразило поведение этого человека, что он открыл рот, но не смог произнести ни звука.
— Бог простит тебя, супруг мой, — сказала Анна.
Скорби удивленно обернулся.
— Простит меня? — Он опустился рядом с ней на колени. — Что ты говоришь, Анна?
Она отвернулась от него. Скорби посмотрел на Сесилию.
— У нее жар?
— Да. — Сесилия намеренно избегала смотреть зятю в глаза.
Пол Скорби потянулся рукой к подбородку Анны.
— Не трогай меня! — вскрикнула женщина, пытаясь отодвинуться подальше от мужниной руки.
— Что мне сделать, Анна, чтобы ты простила меня? — спросил он срывающимся от волнения голосом.
«Хороший актер», — подумал Оуэн.
— Оставь меня в покое, — прошептала Анна.
Скорби поднялся.
— Ну что ж, я, разумеется, не могу здесь оставаться, а тебе нельзя отправляться в дорогу. — Он посмотрел на тещу. — Вы оставите Анну у себя, пока она поправится?
— Она пожелала переехать в монастырь Святого Клемента, когда достаточно окрепнет для путешествия, — сказала Сесилия.
Маска тут же слетела с его лица, Скорби закатил глаза в отвращении.
— Опять об этом.
Отец Катберт обрел дар речи.
— Вам обоим пойдет на пользу, если миссис Скорби побудет наедине со Спасителем, прежде чем вернется домой.
Скорби высокомерно ухмыльнулся, глядя на священника…
— Да, подозреваю, здесь не обошлось без благочестивых наставлений. Вы хотя бы позволяете ей принимать пищу, раз она пострадала телесно?
— Пол! — гаркнула Сесилия. — Я не позволю в своем доме оскорблять священника.
Пол Скорби повернулся на каблуках и с важным видом удалился.
Сесилия опустилась на колени возле дочери, убрала у нее с лица взмокшие пряди и поцеловала в лоб.
— Отдыхай, любовь моя. Он исполнит твое пожелание, я об этом позабочусь.
Когда они спустились вниз, то увидели, что Пол Скорби стоит у огня и попивает эль. На первый взгляд, это был красивый мужчина, если судить только по чертам лица, не обращая внимания на недовольство во взгляде и надутые губы. Даже его осанка выдавала в нем неистребимую жалость к самому себе, что очень ему не шло. Такой человек опасен. Оуэна удивило, что Гилберт Ридли ничего этого не разглядел в будущем зяте.
Сесилия взяла кувшин с элем, предложив Полу Скорби еще раз наполнить кружку. Он не возражал. Но прежде чем он поднес полную кружку к губам, Сесилия задержала его руку.
— Ты исполнишь ее пожелание, Пол?
Он оскалился, скривив губу.
— Разумеется. Иначе я бы совершил святотатство, никак не меньше. Со дня на день можно ожидать, что сам Папа Римский совершит паломничество, чтобы помолиться у ног моей жены.
Скорби осушил кружку одним глотком и, нарочито громко топая, покинул зал. Отец Катберт тяжело вздохнул.
— Храни нас Господь.
Сесилия и Оуэн переглянулись.
— Я бы хотел подняться к миссис Скорби и произнести утреннюю молитву, — объяснил Катберт.
— Уверена, это послужит ей утешением, — сказала Сесилия.
Сесилия пригласила Оуэна за стол, налила две кружки эля, одну поставила перед гостем, а из второй отпила чуть-чуть.
— Мой зять ведет себя как избалованное дитя.
— Но ведь он не ребенок. Он разозленный мужчина.
— Я знаю. Я не глупа.
— Ни секунды в этом не сомневался. Просто хотел убедиться, что вы сознаете, насколько он может быть опасен.
Сесилия вздохнула.
— Вы будете рады уехать отсюда. У нас несчастливый дом. — Она потерла себе затылок.
— Вы устали.
— Очень. Почти всю ночь просидела у постели Анны. Но хотя бы не зря. Глядя на разбитое лицо дочери, я вспомнила одно обстоятельство, которое, возможно, имеет отношение… каким образом, не скажу, ибо знаю слишком мало… но оно может иметь отношение к… обеим смертям.
Оуэн подался вперед.
— Любая мелочь может помочь.
— Гилберт в моем присутствии почти не говорил о делах, но об этом случае я знаю. Все произошло тринадцать лет назад. Довольно долгий срок для мести. Но если этот человек сидел в тюрьме… — Сесилия вопросительно взглянула на Оуэна, ожидая, что он скажет.
— Вы правы. В тюрьме у человека вдоволь времени, чтобы взлелеять месть.
— Вы там бывали?
— Нет, но я командовал людьми, которым довелось там побывать. Заточение может вынуть душу из человека, так что он становится больше похожим на животное.
Сесилия долго смотрела на Оуэна своими темными глазами, блестевшими на бледном худом лице.
— Так вот, пожалуй, я вам расскажу о том случае.
— Почему вы просидели у постели Анны всю ночь? Вам же казалось, что ей лучше.
