— А если кусок жирный, не проглотят? Если доля в миллион, в полтора миллиона?
— Проглотят! — уверенно парировал Эйлер. — Для такого — то дела не найти полтора миллиона? Что вы, окститесь! В чулке, конечно, полтора миллиона не лежат, разве что у какого — нибудь безумного помещика, но всегда можно договориться о взаимоприемлемых условиях оплаты: оговорить рассрочку, взять кредит, наконец. Компания эта семейная. Её основали купцы Дубровины, два брата — Егор и Степан. В дальнейшем к ним присоединилась и сестра, в замужестве Сичкина. Она пришла в компанию со своим капиталом и мужем; разумеется, попросила долю в прибылях.
— Когда это произошло? — уточнил Шумилов.
— Году, эдак, в семьдесят третьем, давненько уже, лет пятнадцать тому назад. Сейчас компанией реально управляют один из братьев, Степан Дубровин и тот самый Сичкин, муж сестры.
— А второй брат?
— Второй, Егор, умер несколько лет назад, а долю свою на дочь переписал. Дочь внебрачная, в грехе прижитая, росла без него. Он в своё время женился на богатой, приданое взял приличное, да, видать, совесть мучила. Религиозный был человек. А как овдовел — переписал дочку на своё имя, и зажили они одной семьей. А перед смертью все имущество ей отписал — и дома и долю в компании. Видать, грехи молодости замаливал.
— А как фамилия дочери?
— Максименко по мужу. Этот Максименко, видимо, интересным был человеком. Начинал приказчиком у Егора Дубровина, был его правой рукой в Донском отделении компании. Приглянулся дочери хозяина, сделался членом семьи. Но недавно неожиданно умер. Там какая — то тёмная история вышла с этой смертью.
— Так, так, — начал что — то понимать Щумилов. — А что же это за история, не знаете?
— Точно не скажу, не знаю. Мой коллега в банке, который этой компанией занимается, как — то раз упомянул, что там какие — то возникли нехорошие подозрения, обвинения, кто — то что — то пытался мутить, но признаюсь, упомянуто это было без подробностей. Вот я и говорю, что это семейство никого посторонних в дело не пустит. Ежели даже большой ломоть и будет выставлен на продажу, то другие члены семейства обязательно его купят. Повторюсь, они имеют на то преимуществоенное право.
— Как полагаете, Герман Густавович, а сколько сейчас стоит дело Максименко: все их пароходы, пристани с отведённой под них землёю, керосин в трюмах, уголь на берегу, здания, наконец, средства на счетах?
— Ну — у — у… — банкир задумался. — Полагаю, никто вам точную цифру не назовёт. Но по моему суждению, всё это может уложиться не менее как в… миллионов двенадцать.
— Они дважды эмитировали акции. Общая номинальная стоимость обоих выпусков составила полтора миллиона. Из ваших слов я заключаю, что акции хорошо отросли и стоят сейчас много больше номинала.
— Вне всякого сомнения.
— Ну, что ж, придется мне разочаровать моего клиента. Спасибо вам за ценную справку, Герман Густавович.
— Мне пора, господа. Приятного вам аппетита и до встречи. — Эйлер неспеша поднялся и отяжелевшей походкой направился к выходу.
«Да уж, сложно сохранять олимпийскую форму, ежедневно обедая здесь», — подумал Алексей Иванович, провожая его взглядом.
Обед действительно получился роскошный. За закусками последовал рассольник с почками, который так понравился Эйлеру, затем кролик в лимонном соусе и блинчики с яблоками. А на десерт было подано изумительно нежное суфле с черносливом, украшенное сверху дольками персика. Пётр Семёнович, видимо, привыкший к такому ежедневному изобилию, поглощал эти изыски кулинарии с неослабевающим аппетитом, а для Шумилова всего этого оказалось слишком много. Впрочем, он, по словам матушки, всегда был «скучным за столом человеком», в том смысле, что кулинарных изысков не любил и не понимал, а потому кормить его было совсем неинтересно.
В конце трапезы к столику приятелей подошёл сам Фердинанд Третий. Это был коротенький лысоватый человечек с черными как маслины, словно бы влажными глазами. Услышав похвалу в адрес отличного меню и особенно удавшемуся рассольнику, он просветлел, широкая улыбка растеклась по его лицу масленым блином, он поклонился разок, потом другой и многословно стал приглашать заходить почаще, здесь, де, им всегда будут рады.
Возвращаясь домой, Шумилов перебирал в памяти услышанное за день. «Барынька действительно не сама нажила капиталы, а получила их в готовом виде от отца," — размышлял он. — «Интересно, ведёт ли она свои дела с ведома остальных совладельцев компании? Знают ли они о её странной затее? Или, быть может, Александра действует по их прямой указке? Не получится ли так, что на каком — то этапе нашего взаимодействия выскочит как чёртик из табакерки какой — нибудь новый представитель клана Дубровиных и не начнёт ли выдвигать какие — то новые требования и ставить новые условия? Хотя… Кто знает, какие отношения в их семействе? Ведь бывает и так, что родные по крови люди относятся друг к другу как пауки в банке. Тут ведь такой колоссальный куш — миллионные капиталы. Люди и за меньшее готовы друг другу глотку перегрызть. Так что же реально происходит? Александра Егоровна владеет большой долей в компании, но, видимо, в силу каких — то причин намерена эту долю продать, причём как можно скорее, дабы вложить деньги в землю. Иного происхождения больших наличных денег у Александры Максименко я пока не вижу. Что дальше будет с землёй, которую она намерена купить, неясно, у Максименко нет определенных замыслов. Сие, конечно, тревожно и подозрительно. Для чего всё это делается? Похоже на то, что задача Александры Максименко состоит именно в том, чтобы увести свой капитал из «Волжско — Уральской компании». Но зачем? С точки зрения здравого смысла это глупо — лишаться такого постоянного и надёжного источника дохода. Значит, есть у Александры причина куда более веская. Возможно, капитал уводят, чтобы довести компанию до формального банкротства… Но зачем?! В любом случае это очень отдаёт мошенничеством или, по крайней мере, игрой на грани дозволенного законом. А меня, похоже, Александра Егоровна хочет использовать вслепую, как лафонтеновскую обезьяну, таскающую каштаны из огня».
Неожиданно размышления Шумилова приобрели несколько иное направление: «В 1873 г. сестрица пришла к братьям со своими деньгами, попросилась, так сказать, в дело. В том же году появился первый выпуск акций. Каким — то образом они его разделили между собой — братья, сестра, возможно, её муж, сейчас неважно в каких долях. Появление акций формально обозначило некий новый этап в развитии пароходного предприятия. Проходит девять лет и в 1882 г. эмитируется второй выпуск акций, в четыре раза бОльший предыдущего. Очевидно, что сие событие также знаменовало собою некий весьма важный этап». Шумилов был уверен, что именно в том году Егор Дубровин овдовел и формально удочерил «грех молодости» — Александру Максименко. Тогда последней должно было быть что — то около 17 лет, вполне зрелая была девушка. Возможно, появление нового близкого родственника каким — то образом обеспокоило прочих дольщиков, потребовалось уточнить позиции, выяснить кто и чем владеет. Да и компания значительно разрослась. Вот тогда — то и появились акции второго выпуска. Возможно, уже тогда Александра получила какую — то долю, а после смерти отца наверняка унаследовала львиную часть его акций.
