Около четвёртого часа пополудни, он уже подъехал к нужному кварталу, отпустил извозчика и пошёл по тропочке вдоль заборов. За заборами на его приближение ленивым лаем отзывались собаки. Солнце припекало не на шутку, даже густая тень от шелковиц и вишен, высаженных вдоль тропинки, не спасала. В дорожном костюме было жарко, шляпа немилосердно давила голову и Алексею пришлось сбросить с плеч пиджак, чтобы почувствовать себя хоть немного комфортнее. Подходя к колодцу, Алексей поравнялся с женщиной, нёсшей на покатых плечах коромысло с двумя полными ведрами воды. «Хорошая примета», — подумал Шумилов, непроизвольно отметив, сколь ловко двигалась она с тяжелой ношей. Женщина взглянула на него с любопытством и Алексей, приподняв с улыбкой шляпу, поприветствовал её:
— Бог в помощь, сударыня!
— И тебе, мил человек, здравствовать, — ответила она ласково.
— Не подскажете, кто тут у вас сдаёт комнату? Вот, приехал в Ростов на лечение. Говорят, климат тут у вас хороший. А то в центре, в гостинице, уж больно цену ломят.
— Да Варнавиха, наверное, пустит жильца. Ступайте до конца улицы, там увидите по правой руке домишко о трёх окон, ставни зеленые в белом кружеве. Там она и живет.
Алексей в точности выполнил указание, но никакого домика с зелеными ставнями не обнаружил. Улица была пустынна, словно мор выкосил весь народ. В такую жару все жители благоразумно прятались в прохладе комнат, за наглухо закрытыми ставнями. Самые энергичные домохозяйки могли заняться каким — то рукоделием, а самые мудрые ложились спать. Полуденный сон в этих краях был такой же традицией, как сиеста в Испании. Шумилов, досадуя в душе, покрутился на месте, а потом догадался посмотреть на другой стороне улицы. И точно, он быстро отыскал как раз такой домишко — в три окна с зелёными ставнями. Вот только никакого белого кружева на них не наблюдалось. «Да уж, — крякнул про себя Алексей, — в общении с местными жительницами всегда нужно делать на всё поправку: если она говорит «по правой руке», то стало быть имеет в виду свою правую руку, а поскольку стоит лицом ко мне, то для меня эта сторона левая. А «белое кружево по ставням» — это такой ориентир, которого я при всём желании увидеть не смогу, поскольку ставни прикрыты и это самое кружево обращено к окну. Вот уж воистину, не верь ушам своим!»
Шумилов стукнул в калитку. Во дворе дома за покосившимся забором тут же залаяла собака. Из дверей летней кухни вышла молодая женщина, неся в руках тазик с мокрым бельем. Увидев Алексея Ивановича, стоящего за воротами, прикрикнула на собаку и звучным голосом спросила:
— Кого — то ищете?
— Здравствуйте. Мне сказали, у вас можно остановиться пожить. Варнавиха — это вы?
— Да, это я. — Женщина поставила таз на скамейку, вкопанную рядом со столом, установленным прямо на земле в тени высокой черешни, и подошла к забору, вытирая руки о передник.
— Мне сказали, что у вас можно снять комнату.
— А вам надолго? — с интересом спросила она, оглядывая фигуру Алексея, его вспотевшее лицо, чемоданчик в руке.
— Пожалуй, нет. Я тут в отпуске. Приехал поправить здоровье. Сам — то я из Петербурга. У меня бронхиальная астма, врачи сказали, что ваш климат мне будет полезен. В Ростове, говорят, сухо и жарко. Вот и приехал… сушусь и жарюсь. — Шумилов улыбнулся.
— А — а, болезный, стало быть… — протянула женщина. — Да, комнатка есть. Проходите, можете посмотреть. Не знаю, как вам покажется — удобно ли. Дорого не возьму.
— Да по мне главное — не удобство, я человек неприхотливый. Мне важен воздух ваш и солнце. Я гулять буду, моционы совершать, книжки читать… хлопот не доставлю, поверьте.
— Ну, насчёт солнца и воздуха так этого добра у нас навалом, — засмеялась женщина, показав белые ровные зубы, — паспорт у вас есть?
— Конечно, а как же!
— Надо будет зарегистрировать, у нас с этим строго. Я квартального приглашу вечером, он перепишет.
Так Алексей Иванович Шумилов сделался законным обитателем здешнего квартала. Хозяйка оказалась вдовой с двумя ребятишками, очень добродушная, говорливая, с живым и непосредственным взглядом на мир. Не прошло и трёх часов, как Алексей уже знал немудреную историю её жизни — воспитание в строгом родительском доме, замужество, дети, нелепая смерть мужа на местной табачной фабрике, последующие мрачные прелести вдовства. Весь день Варвары проходил в хлопотах по хозяйству, как, впрочем, и у всех обитателей Ручейников. Корова, пара свиней, куры и гуси — всё требовало ее внимания. Кроме того, женщина владела полезным ремеслом, существенно облегчавшим жизнь — вязала пуховые платки, хорошо расходившиеся зимой. На заработанные от продажи деньги жила целый год. Рассказала она Шумилову и про своего нынешнего любовника; как это часто бывает с работящими женщинами, прибился к ней совершенно ничтожный мужичонка, выпивоха и пройдоха, то пропадавший на неделю, то наезжавший к Варваре на два — три дня.
— Срам, конечно, один, — подытожила свой рассказ Варвара. — И помощи от него никакой, только денег тянет, и люди на меня косятся, да пересуживаются, и мне самой радости никакой. Одначе жаль мне дурака, не могу расстаться.
— А как с соседями, дружите? — навёл разговор на более важную для себя тему Алексей Иванович.
— Конечно, а как же! — ответила Варвара. — К кому первому бежишь, ежели что? Понятное дело, к соседям.
— А вы тут всех знаете? Соседи — то разные бывают, — и тут же рассказал заранее заготовленный анекдот про вымышленного соседа — финна, якобы, жившего рядом с ним в Питере.
Варвара посмеялась, анекдот ей понравился:
— Тут вы правы, конечно. Соседи бывают разные. Есть и у нас такие, в особенности один, — она понизила голос, — живёт один как перст — ни семьи, ни родных. И кстати, тоже швед, имя такое смешное… не могу повторить, язык сломаешь. Ну, по — нашему, Макаром кличут, он не спорит. Говорят, есть у него сестра, но живёт где — то в другом месте. Вот уж воистину инородцы, так инородцы! Всё у них не по — людски — ни в прощальное воскресенье не приезжает, ни в поминальный день, ни даже на Рождество. В такие — то дни люди обычно семьями собираются, в церковь ходят, пироги пекут. А его я отродясь в церкви не видела.
— А на что ему наша церковь, у них своя вера.
— Вот о том и разговор, что своя. Всё не как у нас!
— Вы сказали, Макаром его кличут? — уточнил Алексей, в душе опасаясь, что вопрос этот покажется хозяйке неуместным.
— Ну да, кто Макаром, кто — Маврикием, он на всё откликается. Но к нему особо никто и не обращается. Как — то так сложилось. Он к людям не идёт, ну и люди его сторонятся. Живёт туда дальше, — она неопределённо махнула рукой, — в середине улицы, забор у него такой тёмный, некрашеный, на створках такие трещины глубокие. Это у меня забор вдовий, развалившийся, ясное дело — мужика нет, так и поправить некому, а у него забор, почитай, страшнее моего будет, для мужика с руками — ногами — срам полнейший.
— Странный человек?
