— Ваши глаза, — с почти оскорбительной поспешностью отозвался Камаль. — Они сказали мне все.
— Правда? — Вдруг обессилев, Сара снова опустилась на край койки. — Неужели это так заметно?
— Боюсь, что да. Поэтому я и пришел. Можно я расскажу вам одну историю?
— Прости, Камаль, мне не до историй.
— Но моя вас заинтересует. Эту историю рассказывают у костра уже многие поколения туарегов. Она повествует о некоем Нефаре, погонщике верблюдов, как-то отправившемся на поиски самого зеленого, самого цветущего оазиса в пустыне. Он шел, как ему указывали люди, но, сколько ни искал, найти оазис не мог. Тысячу дней и тысячу ночей блуждал он по песчаному морю, как бедуины называют пустыню. Сначала воды у него было достаточно и для себя, и для верблюдов, но когда ее запасы истощились, верблюдов одного за другим ему пришлось бросать в пустыне. Наконец Нефар остался совсем один; он потерял все, что имел, и, допив последнюю каплю воды, заглянул в лицо смерти.
— И что случилось? — спросила Сара. Ее действительно несколько отвлек этот рассказ.
— Когда Нефар погибал от жажды и жизни в нем оставалось совсем немного, его нашел разведчик туарегов. Он взял умирающего к себе в палатку, накормил, напоил, Нефар поправился и набрался сил. Как-то ночью на привале он услышал разговор двух стариков-туарегов. Они говорили о самом зеленом, самом цветущем оазисе в пустыне, лежащем всего в одном дне пути. И как вы думаете, миледи, что сделал Нефар?
— Как что, он узнал у стариков, как туда добраться, и нашел оазис.
— А вот и нет. Нефар расстался с мыслью о поиске оазиса, едва не стоившем ему жизни. Он вернулся домой, женился и жил очень-очень долго. Только глупец ищет то, что нельзя найти, леди Кинкейд. Мудрый повинуется судьбе.
— Ты хочешь сказать, что я и есть такой глупец?
— Я этого не говорил. Но Аллах подал вам знак, миледи. Один из ваших спутников погиб, и не нужно быть ученым, чтобы растолковать этот знак. Не ждите, пока в пустыне истает весь ваш караван, как это случилось с Нефаром. Возвращайтесь, пока еще есть время.
Сара ответила не сразу. Все ее существо противилось тому, что говорил Камаль, но египтянин, мудрость которого, казалось, намного превосходила его возраст, высказал вслух ее собственные мысли. В глубине души она в самом деле хотела все бросить, вернуться домой и предаться своему горю. Но Сара по опыту знала, что этот путь ведет в никуда; в стране самозабвения царит лишь боль. Один раз она уже прошла долину скорби и не хотела туда возвращаться. Ее отец этого бы не хотел, и уж тем более Дю Гар…
— Ты прав, Камаль. В данный момент действительно лучше вернуться, и, признаю, я думала об этом. Но между твоей историей и нашей есть разница.
— Какая?
— Не природа отняла жизнь у Кеша и Мориса Дю Гара, а злая воля людей. Их убила не пустыня, а люди в черном, у которых даже недостало мужества открыть лица. Моих друзей поразил не удар судьбы, Камаль. Они стали жертвой человеческой алчности, и эту алчность нужно умерить, прежде чем она погубит еще немало человеческих жизней.
По взгляду Камаля трудно было понять, что он думает.
— Вот в этом и заключается разница между вами и нами, — тихо сказал он.
— О чем ты?
— Пропасть между Западом и Востоком, леди Кинкейд, не в различном цвете кожи и не в различных религиях. Нас отличает друг от друга то, как мы живем. На Востоке слушают судьбу и при необходимости покоряются ей, на Западе же живут так, как будто судьбы нет вовсе и все решает человеческая воля. Покоритесь судьбе, леди Кинкейд, я вас умоляю, иначе будет только хуже.
— Не могу, Камаль, — ответила Сара, глядя в умоляющие глаза египтянина. — Я должна довести свое дело до конца, хотя бы ради дяди, похищенного нашими врагами. Я надеюсь его освободить. Но ты вправе покинуть нас. Никто тебя за это не…
— Камаль остается. Он будет вместе с Сарой Кинкейд и ее людьми, даже если еще прольется кровь и погибнут люди. Спокойной ночи, миледи.
С этими словами проводник покинул каюту. Он был явно разгневан, и у Сары появилось чувство, что она совершает ошибку. И все-таки отступить она не могла. Уже принесено так много жертв. Неужели все напрасно?
— Нет, — тихо сказала она и подошла к чемодану.
Открыв его, она в задумчивости вытащила кожаную кобуру, а из нее — тяжелый револьвер, принадлежавший отцу, — «кольт-фронтье» образца 1878 года, его округлая перламутровая рукоятка была будто создана для ее руки. Привычным движением Сара открыла барабан и принялась вставлять в него патроны. До сих пор она предоставляла инициативу противнику, лишь реагировала на его действия и позволяла диктовать условия игры. Настало время изменить ее правила. Сара Кинкейд была к этому готова.
Глава 6
Дневник экспедиции
25 декабря 1883 года
«Мы покинули „Египетскую звезду“ вскоре после восхода солнца и под охраной эскорта капитана Хейдна, встретившего нас в Эль-Минье, двинулись в Техна-эль-Джебель, маленький, граничащий с пустыней городок, известный в древности под названием Дехенет. В местном караван-сарае нас должны ждать верблюды, носильщики и опытные подсобные рабочие, уже принимавшие участие в раскопках, проводимых „Египетской лигой“.
Настроение подавленное; капитан Хейдн пытается играть роль преданного служаки; сэр Джеффри и Мильтон Фокс за все утро, кажется, не проронили ни слова. Невозможно представить себе, что дома, в далекой Англии, празднуют Рождество, а мы вынуждены оплакивать потерю спутника и друга.
Дю Гара похоронили утром. Мне было очень трудно решиться на предание его бренных останков чужой земле. Но разумеется, выбора не было. Я как никогда исполнена решимости разгадать загадку „Книги Тота“. Вот теперь я действительно готова, хотя Камаль и придерживается другого мнения и хотел бы повернуть назад.
Что привело нас сюда — судьба или собственная воля? Уже не знаю. Все неясно, все плывет, все взаимосвязано друг с другом, но мне пока не удается распутать этот клубок. Однако я должна выполнять свой долг, и с пути, на который мы вступили, не свернуть. Слишком велики уже принесенные жертвы…»
Караван-сарай, Техна-эль-Джебель, 25 декабря 1883 года
— Боже всемогущий, да что же это такое?..
Джеффри Халл даже застыл от изумления. Стюарт Хейдн и Мильтон Фокс также были немало удивлены, когда на двор караван-сарая вошла Сара Кинкейд — не та женщина, что плыла с ними на пароходе. Платье Сара сменила на светлые узкие брюки для верховой езды, туфли — на кожаные сапоги почти до колен. Костюм довершали белая блуза с широкими рукавами и жилет из мягкой козьей кожи, а вместо шарфа и шляпы на шею она повязала белый платок, какими от солнца и песка защищаются в пустыне бедуины. На носу дерзко торчали очки с круглыми темными стеклами. Длинные волосы Сара затянула на затылке. Однако более всего ее спутников поразило то обстоятельство, что английская леди вооружена.
