Конрад еще раз покосился на грозный щит и несмело опустил дверной молоток. Звон разнесся по всему переулку. Конрад ожидал увидеть в зарешеченном окошке глаза, столь же подозрительные, как те, что встретили его в Сакро Конвенто, но неожиданно дверь широко распахнулась. Мальчик, приветствовавший гостя, был прямой противоположностью суровой наружности дома: он казался столь милым и нежным, был так хорош, что у Конрада мелькнула мысль об ангеле, принявшем человеческий образ. Темные волосы, ровно подстриженные надо лбом и завивавшиеся на плечах, окаймляли чистейшее детское лицо. Паж был одет в голубые узкие штаны, бархатные туфельки и короткую голубую накидку с белой вышивкой – ливрею.
Девы Богоматери. Кто-то вышил на подоле его блио повторяющийся девиз «АМА» – любовь.
– Мир вам и добро пожаловать, брат, – заговорил мальчик. – Чем можем служить?
– Я хочу поговорить с вашей госпожой. Я Конрад да Оффида, друг брата Лео.
Мальчик ответил с поклоном:
– Мадонна еще в часовне.
Одновременно с его словами у Конрада забурчало в животе – он постился со вчерашнего дня. Мальчик добавил без запинки:
– Не хотите ли подождать ее в кухне?
Конрад с благодарностью кивнул и пошел за пажом. В доме стоял теплый запах смолистых дров, слышно было, как в очаге потрескивает огонь. Стены скрывались за коврами, а глиняные плитки пола – под свежей тростниковой подстилкой. В темных углах, куда не добирался солнечный свет, горели тростниковые светильни. Вдоль стен выстроились тяжелые резные кресла с алыми подушками на сиденьях. Весь дом донны Джакомы обещал уют и гостеприимство.
– Мама, у нас гость! – крикнул юный провожатый кухарке, пропуская Конрада в кухню, полную ароматов свежего хлеба, сухих пряностей и бурлящей похлебки.
В квашне рядом с чаном масла поднимался бугор теста. Женщина, нарезавшая у стола круг светлого, как сливки, сыра, подняла голову. Она казалась не старше Конрада – такая же светлокожая, как ее сын, что неудивительно, когда целыми днями склоняешься над паром котлов. Только над верхней губой у нее чуть темнел легкий пушок. Супы и соусы оставили пятна на ее белом фартуке, а голые по локоть руки были белыми от муки.
– Хлеб уже достаточно остыл, – сказала она. – Садитесь, пожалуйста, с маэстро Роберто, брат.
Человек средних лет в такой же, как у мальчика, голубой ливрее и круглой голубой шапочке на макушке указал Конраду на скамью напротив себя. Он держался так же приветливо и открыто, как первые двое, но Конраду почудилась настороженность в его взгляде.
– Не припомню, чтоб мы видели вас раньше, брат, – заговорил он, когда Конрад уселся напротив него за столом.
– Я здесь впервые.
– Он знал брата Лео, – вмешался мальчик.
– А! Тогда мы вам особенно рады. Я – управляющий мадонны, и в мои обязанности входит заниматься незнакомцами. Наша госпожа так добра, что порой вредит сама себе. Позволяет себя дурачить шарлатанам, которые ищут бесплатной кормежки и ночлега. И хуже всех те, которые морочат ей голову россказнями о божественных видениях, ангельских голосах, норовят продать глазной зуб Иоанна Крестителя или блюдо с Тайной вечери. Нам их предлагали столько, что хватило бы накормить всех апостолов и еще четыре десятка гостей. Вы меня понимаете, верно?
Он прищурил глаза, подчеркивая не слишком тонкий намек, звучавший в словах.
– Как удачно для нее, что ее делами занимается столь предусмотрительный человек, как вы, – произнес Конрад.
Кухарка рассмеялась.
– Нет, брат. Со своими делами наша госпожа справляется сама. Мы делаем то, что она велит, и поворачиваемся живехонько.
Она поставила перед мужчинами полные миски густой манной каши, по кружке молока и положила хлеб с сыром. Управляющий склонил голову.
– Прошу вас, брат, благословите трапезу. Мы заставляем гостей платить за угощение, молясь за наши души.
Просьба была высказана в том же тоне, что и предостережение, так что Конрад поспешил исполнить ее.
Покончив с кашей и дочиста вытерев миску хлебной коркой, Конрад ощутил новое благоухание, слаще кухонных ароматов. Он глубоко вздохнул, и ноздри у него задрожали от удовольствия.
– Франжипани
[26]
– сами понимаете, – пояснил управитель, заметив его движение. – Аромат цветов красного жасмина. – С этими словами он поднялся, глядя за плечо Конраду. – Buon giorno, Джакомина.
– Всем добрый день, – глуховатым, чуть дрожащим голосом ответила женщина.
Отшельник вскочил на ноги, едва не опрокинув скамейку. Он и не слышал, как в кухню вошла донна Джакома.
И сразу понял почему. Старая дама неслышно ступала босыми ногами, тяжело опираясь на трость. На ней была монашеская серо-коричневая сутана, и Конраду тут же вспомнилось, как Лео называл ее членом третьего ордена. Донна Джакома была статной матроной, как подобало дочери героев и героинь, и Лео поразила гладкость ее полного круглого лица. Ни одной морщины, только шрам на щеке. Он бы не дал ей больше пятидесяти лет. Удивили его и ее седые волосы – непокрытые и коротко остриженные, как у рабыни. Впрочем, она скромно зачесывала их так, чтобы прикрыть уши. Под седой челкой блестели зеленые глаза. Их взгляд был пристальным, кошачьим.
Конрад сразу отметил манеры знатной дамы, очаровательные и необычные. И перестал удивляться спокойной непринужденности, с которой принимали его слуги. Хозяйка дома излучала мягкую силу, которая неизбежно должна была влиять на всякого, кто долго жил рядом с ней. Слово, которое пришло ему на ум – gentilezza, – означало благородство, выше того, которое получают по рождению или покупают за деньги. Он начинал понимать, почему и Франческо, и Лео любили и почитали эту женщину.
Конрад еще раз назвал себя и объяснил, какое дело привело его к ней. У него возникло несколько вопросов относительно письма, полученного после смерти Лео, и он надеется, что мадонна сможет уделить ему несколько минут своего времени, сказал он.
Выслушав отшельника, она просияла.
– Так вы его получили? Я все боялась, что эта задача не по силам матери настоятельнице.
– Она доверила его весьма... настойчивой духовной дочери.
Донна Джакома махнула мальчику:
– Пио, проводи фра Конрада во двор, на солнечную сторону. Туман расходится.
И обратилась к Конраду:
– Я присоединюсь к вам, как только закончу дела с маэстро Роберто.
Отшельник прошел за пажом по проходу через аркаду, окружавшую небольшой дворик. Деревянная терраса выступала над ним с верхнего этажа, а дальняя от переулка сторона дома поднималась узкой башенкой – убежищем, в котором могли скрыться домочадцы в случае неожиданного нападения. Мальчик указал ему скамейку в пятне солнечного света, сидя на которой Конрад мог погреться и насладиться журчанием мраморного фонтанчика.
