Его губы изогнулись в издевательской усмешке, неизменно выводившей девушку из себя.
– Кто долго спит, мало приобретает, – отозвался жених. – Я пришел за ответом.
Она уставилась на него, не веря своим ушам. Воспитание подсказывало, что следует сдержать нараставшую в ней ярость, но Роффредо не облегчал ей задачу.
– Даже глупец предпочел бы завтрак разочарованию. Но коль вы подходите ко мне без обиняков, я отвечу также начистоту. Я не люблю вас, граф Гаэтани.
Роффредо ничуть не смутился таким ответом, возможно потому, что добивался он отнюдь не любви.
– Вы разочаровали меня, синьорина, – произнес он. – Мой брат тоже будет разочарован. Он ждет нас в Тоди, чтобы обвенчать нынче же вечером. – Говорящий изобразил на лице преувеличенный ужас. – Я так беспокоюсь за вас, синьорина! Очень опасно гневить кардинала.
Амата решила, что потратила на этого павлина достаточно вежливости. Единственным ее желанием было выставить его за дверь и отправиться досыпать.
– Вы, очевидно, никогда не видели в гневе меня, синьор, – возразила она, – не то не говорили бы об опасности так легко. Вы получили мой окончательный ответ. Теперь я должна просить вас покинуть мой дом.
Роффредо поклонился, но его оруженосец на сей раз не склонился вместе с ним. Вместо этого он распахнул дверь, и в прихожую ворвались два рыцаря, поджидавших снаружи. Пио бросился на них, но один из мужчин перехватил его поднятую для удара руку, а другой приставил кинжал к горлу мальчика. Не дав Амате опомниться, Роффредо и оруженосец схватили ее за руки. Рыцарь ударил ее по губам рукой в перчатке. Девушка рванулась, но они держали ее крепко, и Роффредо чуть не вывернул ей руку, скривив губы в победной усмешке. – Без шума, синьорина, – посоветовал он, – не то мы нарисуем вашему пажу улыбку пониже подбородка. Амата собиралась закричать, но кожаная перчатка, зажавшая рот, заглушила ее крик. Не верилось, что все это происходит наяву. Неужели высокородные ублюдки способны даже на то, чтобы уволочь женщину из собственного дома и жениться на ней насильно? Она поймала взгляд Пио, и ужас в его глазах словно отразил ее собственную беспомощность.
Она еще раз попробовала вырваться, чувствуя, что ненавидит себя за слабость почти так же сильно, как графа, но Роффредо крепко сжал девушку и, схватив за подбородок, заставил взглянуть на Пио. По горлу мальчика протянулась тонкая струйка крови. Амата прекратила борьбу и замычала ему в перчатку. Роффредо чуть ослабил хватку:
– Что вы сказали?
– Оставьте его. Я иду с вами.
Дорога на Тоди начиналась от городских ворот Сан-Ан-тимо в южной стене Ассизи. Роффредо со своими присными проволокли девушку, завернутую в зимний плащ, с натянутым на лицо капюшоном, по пустой каменной лестнице, ведущей от ее дома в нижний город. Она стреляла глазами по сторонам, бросая взгляды на запертые ставни домов, выискивая переулок, в котором можно было бы скрыться. Рыцарь, угрожавший Пио, теперь упирал свой кинжал ей в бок. Амата догадывалась, что от мертвой Роффредо ничего не получит, но не погнушается жениться на умирающей. Его человек уже доказал, как ловко управляется с кинжалом. Если на то пошло, кардинал вполне способен выдать ее за братца и мертвой. Слишком быстро, на взгляд Аматы, они достигли подножия лестницы. Прямо перед собой девушка увидела троицу церквей у городских ворот: Сан-Антимо, Сан-Леонардо и Сан-Томазо. В тени стен Томазо ждала карета, а дальше виднелись открытые ворота. От безнадежности этого вида у Аматы подогнулись колени, и она сползла на булыжники мостовой. За воротами помощи ждать уже неоткуда.
Сильная рука рыцаря схватила ее за плечо и вздернула на ноги, но камни стали скользкими от наледи, и Амата снова упала, теперь лицом вниз. Поднявшись на четвереньки, девушка увидела, как из-за угла церкви выползает, тоже на четвереньках, человек, окруженный кучкой ранних зевак. Еще одна дикая черта этого дикого утра. На спине ползущего было привязано вьючное седло, и он взывал звучным голосом: «Неужто никто не оседлает эту подлую скотину?» Откинув рыжеватую гриву, он скорбно воззрился на небеса. Одна из женщин в толпе выкрикнула: «Я бы на тебе прокатилась, Джакопоне, но только и ты меня потом оседлай!»
– Джакопоне! Aiuto! На помощь! – взвизгнула Амата. – Спаси меня от Гаэтани!
Больше она ничего не успела сказать, потому что рыцарь схватил ее в охапку и зажал рот обтянутой кожей ладонью. Похитители начали отступать к своим коням. Ее уже затаскивали в переулок, когда кающийся начал медленно подниматься, насупившись и недоуменно оглядываясь по сторонам.
Ох, пожалуйста, пожалуйста! Колеса кареты начали вращаться, повозка набирала скорость. Наклон сиденья показал, что они свернули к воротам, и тут прямо впереди раздался пронзительный крик трубы. Карету резко качнуло назад: кони попятились от шума. Амата ударилась затылком, вскрикнула, но снаружи уже разразился ад. Что-то тяжелое и твердое врезалось в стену кареты, опрокинув ее на бок. Доски разлетелись в щепы. Вокруг испуганно ржали лошади, бранились мужчины и мычали волы. Амата выбралась из-под обломков. Колени еще подгибались от испуга, лицо и локти болели, но она сумела выбраться из свалки и шмыгнула в проулок. Не слыша за собой шагов, остановилась и выглянула из-за угла посмотреть, что происходит. Джакопоне, свернувшись, неподвижно лежал на боку. Труба так и осталась у него в пальцах. Среди обломков кареты остановилась повозка с товаром, и в кучах щепы валялись разбросанные тюки ткани. Лошади метались и вставали на дыбы, видя в опасной близости от своих боков склоненные рога тягловых быков.
Разъяренный Роффредо Гаэтани свирепо орал на торговца, коренастого чернобородого мужчину, не уступавшего рыцарю в умении ругаться. Гаэтани и его люди спешились, но торговец только сдвинул плащ с правого плеча и вытянул рапиру. Он явно не привык уклоняться от драки. Да и его охрана пришпорила лошадей, спеша на помощь хозяину, и даже возчик запустил руку за мешки с товаром и вытащил огромный топор.
– За мечи хвататься не думайте, – предупредил рыцарей чернобородый. – Нено руку отхватит.
Горожане с безопасного отдаления осыпали насмешками обе стороны. В спорящих уже полетела пара булыжников.
Оба лагеря застыли на месте, оценивая силу противника и раздумывая, что делать дальше. Взгляд Аматы метнулся от спорящих к Джакопоне, потом обратно, потом на стражников, спешащих от ворот.
– Что за шум? – выкрикнул один.
Теперь вопили и размахивали руками все, включая и подтянувшихся зевак. Стражник выбросил вверх руку, призывая к молчанию. Тогда Амата выступила вперед и откинула капюшон.
– Эти люди из Тоди пытались меня похитить, – сказала она, – хотя я – гражданка Ассизи.
Губы плохо слушались ее, и говорить было больно. Должно быть, рыцарь, зажимая рот, разбил ее губу.
– Это же донна Амата! – выкрикнул из толпы женский голос.
– Их лошади потоптали этого доброго и мирного человека, – продолжала та, указывая на тело Джакопоне. – Если бы не он, они бы осуществили свой умысел.
