— Нет, спасибо, — сказал я, — не курю.
Она слегка подняла бровь, и та скрылась под густой челкой.
— У вас нет дурных привычек, господин Бомон? — спросила она.
— Такой нет, — сказал я и потянулся за зажигалкой. Она отдала ее мне, я щелкнул и поднес к ней огонек. Она наклонилась и коснулась пламени кончиком коричневой сигареты. Ее большие глаза спокойно смотрели на меня из-под гладкой челки и широких полей шляпы. Она глубоко затянулась, отвела руку с сигаретой в сторону, откинулась на спинку скамьи и выпустила струю голубого дыма. Я вернул ей зажигалку, и она положила ее в сумку вместе с портсигаром.
— Спасибо, — сказала она.
— Как мисс Тернер? — спросил я.
— Намного лучше.
— Что произошло? — поинтересовался я. — Почему лошадь понесла?
— Увидела змею, — объяснила она, продолжая курить, — вот и понесла.
— Но почему мисс Тернер потеряла сознание?
— Точно не знаю. За последнее время она изрядно поволновалась. Ей еще повезло, что вы оказались рядом, когда она упала. — В ярком солнечном свете проглядывали редкие морщинки у миндалевидных глаз. Лет тридцать шесть? Тридцать четыре? — Если бы вы ее не подхватили, она могла бы серьезно пострадать. — Она снова затянулась сигаретой. — Вы очень разносторонний человек для личного секретаря.
Я оставался личным секретарем до чая.
— Вы бы посмотрели, как я стенографирую.
Она улыбнулась, и глаза ее немного прищурились.
— Что вы там пытались достать?
— Достать? Когда?
— Когда этот человек, ну, браконьер или кто там был, выстрелил. Мы все повернулись на звук выстрела, а когда я снова посмотрела на вас, вы сунули руку в карман.
— Да? — Маленький автоматический «кольт» все еще лежал в кармане. — Не помню. Наверное, жевательную резинку.
Она снова улыбнулась, но как бы мельком, выжидательно. Вежливым манером давая понять, что не верит.
— Вы так ничего и не достали, кинулись прямо к Джейн.
— Нельзя думать о жвачке, когда приходит время проявить всю свою разносторонность.
Она засмеялась. Еще раз затянулась сигаретой и выдохнула очередную порцию дыма.
— Все дело в том, что, по-моему, вы совсем не похожи на личного секретаря.
— Правда? А как должен выглядеть личный секретарь?
— Ладно, — сказала она, — должна признаться, я встречалась только с несколькими. Но все они были, как правило, коротышками, напыщенными и преисполненными важности. И очень осторожными, должна добавить. — Она улыбнулась. — Представить себе не могу, чтобы кто-то из них помчался в лес неизвестно за кем, как сделали вы. Тем более что у этого неизвестного была винтовка.
— Ничего особенного. Просто хотел помочь. Вы не будете возражать, если теперь я задам вопрос вам?
— А задавать вопросы у вас получается лучше, чем отвечать?
— Сейчас выясним.
Она кивнула.
— Тогда спрашивайте.
— Для вас это обычное занятие? Я имею в виду посещение спиритических сеансов?
— Господи, нет. — Она снова затянулась. — Это будет первый раз и, скорее всего, последний. Сидеть вокруг стола в темноте, держать потную руку незнакомого человека… Нет, не очень-то интересное занятие.
— Но ведь у вас здесь есть и знакомые. Сэр Дэвид, например. У меня создалось впечатление, что вы его довольно хорошо знаете.
— Дэвида? Я его знаю сто лет. Он был другом моего мужа. — Она помолчала. — Кстати, вы не сказали Дэвиду ничего такого, что могло бы его расстроить? Или сказали?
— Не припомню. А почему вы спрашиваете?
— Я могу ошибаться, но он вроде затаил на вас зло.
— Для меня это новость, — заявил я. — Вы сказали, он был другом вашего мужа. В прошедшем времени. Они уже больше не друзья?
— Муж погиб на войне.
— Мне очень жаль, — сказал я. Фраза прозвучала неубедительно и легковесно, как всегда бывает, когда речь заходит о кончине.
— Сожалеть тут не о чем, — сказала она.
— Да?
Она взглянула на меня.
— Вы воевали, господин Бомон?
— Недолго.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Тогда вы наверняка знаете, что не каждый погибший на войне был героем.
Я кивнул. Ничего не сказал. Она произнесла эти слова с горечью, и мне стало любопытно. Но, чтобы узнать больше, нужно было заставить ее открыться, а для этого пришлось бы открыться самому.
Госпожа Корнель в последний раз глубоко затянулась. Выдохнула дым и сказала:
— Мы с мужем разошлись много лет назад. — Она уронила сигарету на землю. Элегантно сняла ногу с колена, нагнулась, опершись ладонями о скамейку, и внимательно следила, как каблук ее белой туфли втаптывает окурок в траву. Потом снова выпрямилась, сдвинула колени, положила руки на сумочку и взглянула на меня.
— К тому времени, как он погиб, мы не виделись уже почти десять лет.
Я кивнул.
— И все же вернемся к сеансу. Почему вы приехали?
Она улыбнулась.
— Вы действительно задаете вопросы лучше, чем отвечаете, — сказала она. — Видите ли, Алисе очень трудно отказать в чем-то, практически невозможно. Мы дружим много лет, она хорошая подруга. Она в восторге от этой женщины, мадам Созострис, и настояла, чтобы я с ней познакомилась. А когда она упомянула, что приезжает и сэр Артур Конан Дойл, тут уж я не смогла отказаться.
— Когда она вас пригласила?
— Во вторник. Мы вместе обедали.
— Леди Перли упоминала, что здесь будет Гудини?
— Нет. Я узнала об этом, только когда приехала. Вчера. — Она посмотрела на меня и снова прищурилась. — Почему столько вопросов?
Я пожал плечами.
— Такой уж я любопытный.
Она кивнула, но я полагаю, что заработал еще одно очко в пользу моей нечестности.
— Вы давно работаете на господина Гудини?
— Нет, не очень.
— Он — настоящая легенда в своем деле, так?
— Да уж.
— А, вот вы где, господин Бомон! — Это был Дойл, высокий и могучий, он пробирался между цветочными клумбами.
Глава четырнадцатая
Приблизившись к нам, он снял шляпу. И улыбнулся своей широкой задорной улыбкой, показывая крупные зубы цвета старой слоновой кости. Они так и сверкали из-под его колючих седых усов.
— Простите, что помешал, — сказал он, склоняя большую розовую голову перед госпожой Корнель.
