— Лично — нет.
Он хихикнул.
— Прелестно. Мы с вами непременно сработаемся. — Он улыбнулся. — Стало быть, вы живете в этом доме уже два дня и были свидетелем всех таинственных событий. И, можно не сомневаться, держали ухо востро? Задавали вопросы одним, другим? Признавайтесь. — Он сухо улыбнулся, прищурился и погрозил мне тонким пальцем. — «В твоих глазах признание читаю»,
[19]
разве нет?
Я улыбнулся.
— Да, задавал вопросы одним, другим.
— Ну, разумеется, леопард никогда не меняет своих пятен, верно? Я другого и не ожидал. — Он уселся поудобнее, поддернул брюки, чтобы не смять стрелку и положил нога на ногу, правую на левую.
— Тогда, если не возражаете, просветите нас с сержантом.
Мы втроем сидели в библиотеке. Марш и сержант Медоуз заняли диван, я примостился в кресле. Сержант расположился слева от Марша с блокнотиком на широком колене. Ему было под сорок, одет в черный костюм, очень крупный мужчина, почти такой же широкий и высокий, как Дойл. Ранние залысины, редкие темные волосы, точно лаком, приклеены к квадратному черепу. Тяжелая челюсть отливала синевой: у него была такая борода, что успевала отрасти, пока он смывал мыло с бритвы. Поперек густой левой брови — заметный шрам, в форме запятой, нос сломан, по меньшей мере единожды, и плохо починен. Судя по всему, жизнь у английских сержантов полиции не слаще, чем у сержантов полиции в Америке.
Инспектору Маршу было за сорок. Нос ему никогда не ломали. Это был узкий, аристократический нос на узком же, аристократическом, подвижном лице. Нос был тонкий, как и остальные черты лица — волосы, густые и темные, брови, скулы, заостренный подбородок, небольшой, резко очерченный рот. Изысканный серый шерстяной костюм в утонченную полоску был подогнан по его стройной атлетической фигуре. Кончик светло-серого платка изящно выглядывал из нагрудного кармана пиджака. Марш выглядел до того деликатно-изысканным, что я стал опасаться, не воспарит ли он ненароком и не улетит ли прочь.
Но век деликатных полицейских недолог. Впрочем, глаза Марша, карие с зеленью, смотрели вовсе не деликатно. Хотя лицо казалось открытым и честным. Он улыбался, шутя со мной, складывал губы бантиком или покусывал нижнюю мелкими белыми зубами. Время от времени он двигал бровями — то опускал, то поднимал, — удивляясь или веселясь. Но, когда он смотрел мне в глаза, взгляд его становился холодным, рассудительным и пристальным.
Марш захотел побеседовать со мной наедине. Во дворике лорд Боб сам познакомился с инспектором и представил ему остальных: леди Перли, Сесилию, сэра Артура, Великого человека и сэра Дэвида, который уже поднялся с травы, но соображал пока еще туговато. Меня лорд Боб представил последним, назвав «телохранителем Гудини из пинкертонов».
Марш улыбнулся мне и сказал:
— Прелестно! Живой пинкертон. Замечательно! — Он повернулся к лорду Бобу, и его тонкое подвижное лицо внезапно помрачнело. — Лорд Перли, позвольте мне принести вам свои соболезнования. «Увы, потеря невознаградима. Здесь даже и терпенье не поможет».
[20]
«Буря».
Лорд Боб моргнул.
— Да. Хорошо. Большое спасибо.
Марш наклонился к нему.
— Вы, вероятно, посчитаете меня не очень учтивым, и я покорнейше прошу меня извинить, но не найдется ли у вас укромного уголка, где я мог бы уединиться с господином Бомоном? Нам надо кое-что обсудить. — Он понизил голос и опустил брови. — Очень важные вопросы, сами понимаете. Тихо-тихо.
Лорд Боб как будто удивился. То ли просьбе, то ли самому инспектору Маршу. И то верно, инспектор Марш мог удивить кого угодно. Но, как истинный джентльмен, лорд Боб сказал:
— Разумеется. Есть библиотека.
— Библиотека! — воскликнул Марш, раскрыв глаза от удовольствия. — Замечательно! — Он наклонил голову. — «Найди же нужную средь книг моих и горе позабудь…»
[21]
«Тит Андроник».
Лорд Боб уставился на него. Марш повернулся ко мне.
— Вы знаете, где библиотека? Я кивнул.
— Прелестно. Леди Перли, лорд Перли, дамы и господа, надеюсь, вы простите нам это вторжение. Вы наверняка думаете: полиция, бюрократизм, неприятные вопросы, и я готов с вами согласиться. Надеюсь, однако, вы потерпите, пока я ненадолго уединюсь с господином Бомоном. А потом буду с нетерпением ждать возможности побеседовать с каждым из вас.
Теперь на него таращился не только лорд Боб. Марш повернулся ко мне и улыбнулся:
— «Смелей, Макдуф, не трусь!»
[22]
Устроившись в библиотеке, я, все еще без пиджака, спросил:
— Начинать сначала?
Он улыбнулся так, будто я высказал мысль, до которой он сам бы не додумался, но которая пришлась ему по душе.
— Да, с самого. Так с чего же все началось? Господин Гудини нанял вас в Соединенных Штатах, правильно?
— Да. — Я рассказал ему все: о Великом человеке и Цинь Су в Буффало, о неудачном покушение в «Ардморе» в Филадельфии, о нашем путешествии в Париж, о телеграмме из агентства, где говорилось, что Цинь Су, возможно, приплыл из Нью-Йорка в Роттердам.
Марш слушал меня, положив голову на спинку дивана и уставившись в потолок. Его правый локоть опирался на подлокотник дивана, рука была поднята, а указательный палец вытянут и кончиком касался изысканного углубления в правой щеке.
— Гм-м, — произнес он, не сводя глаз с потолка. И задумчиво поджал губы. — Значит, по сути у вас нет доказательств, что этот другой иллюзионист вообще прибыл в Англию?
— Нет, — согласился я. — Но маршрут турне Гудини был напечатан в американских газетах еще до его отъезда. Потом телеграмма из агентства. Думаю, он знал, где его искать.
Марш наклонил голову и улыбнулся.
— Но, дорогой мой друг, разумеется, вы правы. Я вовсе не пытаюсь вас критиковать. Я с глубоким уважением отношусь к вашей конторе и уверен, вы действовали наилучшим образом. Совершенно уверен. Я лишь пытаюсь расставить все по местам. — Он улыбнулся и взмахнул рукой. — «Как дети расшалившиеся, мысли повиноваться мне уж не хотят».
[23]
«Троил и Крессида».
Я кивнул.
— Итак, — сказал он, — вы прибыли сюда в пятницу вечером.
— Правильно.
— В котором часу?
