Никто бы не назвал Ортобула высоким, крупным или ширококостным, однако он всегда держался столь прямо и ходил так изящно и неторопливо, что казался выше своего среднего роста. У него были вьющиеся светло-каштановые волосы и мягкая, очень ухоженная борода. В глаза сразу бросались великолепные зубы и обворожительная улыбка. Но сегодня Ортобул не улыбался. Одетый в красивый белый хитон, он, сохраняя свое обычное достоинство, стоял в стороне, ожидая, когда его противник начнет говорить и изложит суть своих претензий.
По левую руку от Ортобула стоял его старший сын Критон, который, как и полагалось, был главным защитником отца, по правую — Филин. Это был необыкновенно красивый, рослый мужчина. Проникновенный взгляд голубых глаз, темные кудри и длинные ресницы делали Филина желанным как для женщин, так и для мужчин. В дни его юности, минувшей, впрочем, не так давно, многочисленные возлюбленные воспевали его красоту в страстных стихах. Сам же Филин чаще предпочитал женщин. Поговаривали, что одно время он содержал нескольких любовниц. Сейчас же, если верить Марилле, его подругой была вольноотпущенница по имени Ликена. Филин был любим в Афинах, мог давать деньги в долг, не особенно заботясь о том, чтобы получить их обратно, а также славился красотой и добрым, веселым нравом. Но, глядя на этого человека, я понял, что приятные манеры и длинные ресницы — не единственные его достоинства. Филин показал, какой он пробы, встав рядом с Ортобулом. Лишь смельчак добровольно согласится давать показания в самом грозном суде Афин.
Итак, сторону Обвиняемого представляли сдержанный Ортобул, красавец Филин и юный Критон. Но немного поодаль я заметил небольшую группу взволнованных и плохо одетых людей, которых охраняли скифские лучники, призванные поддерживать общественный порядок. Очевидно, это были рабы Ортобула, которых в любой момент могли увести на допрос, если суд решит, что нуждается в их показаниях. Рабов и рабынь из публичного дома наверняка уже пытали, но Ортобул пока защищал своих домашних. Среди них я различил знакомую женскую фигуру, закутанную в накидку. Марилла, девушка с умоляющим лицом и огромными серыми глазами, сейчас сидела, окруженная лучниками, и гадала, удастся ли ей избежать пытки.
Басилевс снова выкрикнул ритуальный приказ:
— Чужеземцы, прочь! Граждане Афин, приблизьтесь и внемлите! — Присяжные уселись на скамьи, гражданам-зрителям пришлось довольствоваться теми местами, которые они успели отвоевать, и все смолкли, ожидая первой речи, произносить которую, естественно, надлежало обвинителю Эргоклу. Эргокл был небольшого роста, но казался выше, благодаря густой гриве темных волос, нынче старательно приглаженных в некое подобие прически. Крошечные, зоркие глазки Обвинителя беспрестанно бегали туда-сюда; какой-то шутник сказал, что Эргокл, мол, пытается разглядеть свой нос, но тщетно — такой он маленький и курносый. Эргокл всегда был самоуверен, а благодаря острому языку не только справлялся с врагами, но и обрел нескольких друзей.
Сейчас он подошел к трибуне быстрым и твердым шагом, как человек, которому не терпится в бой. Слегка взмокший под весенним солнцем, он стоял на низкой беме, серьезно глядя на Верховного Архонта. Едва из клепсидры начали вытаскивать пробку, он заговорил.
Обвинительная речь Эргокла
— Афиняне, обвинение, с которым я пришел к вам сегодня, — простое и ужасное. Лишь благодаря милости богов я жив — и зряч! Ибо Ортобул выслеживал меня, чтобы изувечить, он ударил меня и почти лишил зрения! Только благодаря милости богов и своевременному вмешательству друзей я спасся от зверской силы и жестокости этого человека. «Как это могло произойти? — спросите вы. — Почему?» Причина не делает чести Ортобулу, равно как и мне: я признаю, что это была всего лишь ссора из-за женщины, к тому же рабыни. И все же, афиняне, вспомним, что распря между Агамемноном и великим Ахиллом, потрясшая эллинов и грозившая сорвать осаду Трои, разгорелась из-за рабыни, которую славные герои никак не могли поделить. Я нахожусь в положении Ахилла, которого до глубины души оскорбил поступок Агамемнона, посмевшего отнять у него женщину.
Вот как обстояло дело, афиняне. Мы с Ортобулом заключили договор на совместную покупку рабыни, которая в результате становилась нашей общей собственностью. Это означает, что мы получали на нее равные права. Оплаченный счет на эту покупку представлен среди прочих вещественных доказательств. Я признаю то, что вы, по всей вероятности, услышите от свидетелей: я был очень доволен сделкой, ибо столь дорогостоящее приобретение было мне тогда не по средствам. Юная рабыня, о которой идет речь, — это сикилийка по имени Марилла. Никто не подвергает это сомнению.
Он в упор посмотрел на закутанную в накидку девушку, которую стерегли лучники.
— Но потом — что за несправедливость! Ортобул присвоил эту рабыню и отказался делить ее со мной, имеющим на нее абсолютно такое же право!
Эргокл бросил свирепый взгляд на невозмутимого Ортобула, облаченного в прекрасный белый хитон. Тот стоял и слушал, бесстрастный и полный сурового спокойствия, хотя обвинитель не сводил с него горящих ненавистью глаз.
— Я вновь настаиваю на том, что рабов Ортобула, особенно интересующую нас сикилийку Мариллу, нужно допросить, — объявил Эргокл. — Их показания могут подкрепить мое обвинение, и лишь противозаконное вмешательство Ортобула мешает мне получить эту необходимую поддержку. Я по-прежнему претендую на эту женщину. Ортобул, пытаясь скрыть от суда свою неправоту, будет утверждать, что мы с друзьями вступили в заговор против него. Однажды вечером я действительно постучал в его парадную дверь. Со мной действительно пришли друзья, желая оказать мне поддержку и потребовать выдачи Мариллы. Он скажет вам, что мы пришли с намерением учинить беспорядок и чуть не вломились в дом. Это ложь. Он станет утверждать, что мы подрались с его привратником и повредили входную дверь, пытаясь силой проникнуть в гинекей. И поделом ему, скажу я, ибо Ортобул обошелся с нами бесчеловечно! Но рассудите сами: стали бы мы ломиться в парадную дверь, если бы всерьез хотели пробраться на женскую половину? Нет, мы воспользовались бы черным ходом, не охраняемым и не представляющим собой серьезного препятствия!
Среди зрителей послышались сдержанные смешки, но Эргокла не так-то просто было смутить.
— Мои друзья подтвердят, что мы учтиво попросили Ортобула отдать нам женщину, но в ответ получили от него и привратника лишь брань и побои. Мы вызываем в качестве свидетеля Критона, старшего сына Ортобула, хотя он, конечно, предпочел бы выступить на стороне защиты.
Тут Эргокл вызвал двух своих друзей, которые с разной степенью убедительности подтвердили, что все произошло именно так, как рассказал Обвинитель. Затем вызвали главного свидетеля, старшего сына Ортобула.
Третий свидетель обвинения: Критон, сын Ортобула
— Помню, я услышал какую-то возню у входной двери: пение, стук, возгласы — так обычно шумят подвыпившие гуляки. Но лишь когда меня позвал отец, я понял, что происходит что-то серьезное. Я вышел и увидел этих людей. Я попытался выставить их из дома. Одному я двинул в плечо, другому в грудь, но сейчас я уже не могу сказать, кому — куда. Да, я ударил нескольких людей и несколько раз. Они кричали и ругались, и я решил, что они могут напасть на дом.
