Эргокл продолжает свою обвинительную речь:
— Повторяю: мы получили лишь брань и побои. Вы видите, что старший сын Ортобула Критон — рослый семнадцатилетний юноша, вполне созревший для несения воинской службы, и он сам признается, что неоднократно ударил нас. Ортобул отказался удовлетворить наши притязания и выдать нам женщину, как сделал бы достойный, законопослушный муж. Хотя, по свидетельству очевидцев, он неоднократно утверждал, что, женившись, продаст часть своих рабов, дабы разместить в доме челядь супруги. Как разумный человек, он понимает, что не может вечно владеть всеми своими рабами, так почему бы не расстаться с сикилийкой? Видите, афиняне, превыше всего Ортобул ставит плотские наслаждения. В хорошем публичном доме ты получаешь удовольствие и платишь, но Ортобул, считая, что он не такой, как все, желает наслаждаться Мариллой в одиночку и не платить за это ничего. Он должен отдать эту рабыню мне, ибо я уплатил за нее половину суммы. Но он не пожелал внять голосу разума, когда мы пришли в его дом с законной просьбой.
Однако это далеко не все. Ортобул зверски напал на меня, когда мы встретились в доме, который многие из вас знают, но предпочитают не упоминать в приличном обществе. Я говорю о доме вольноотпущенницы Манто, увеселительном заведении для обеспеченных мужчин. Той ночью мы с друзьями захотели поразвлечься. Я признаю это. Мы пришли посмотреть на красивых мальчиков и флейтисток, выпили немного вина — возможно, даже больше, чем немного. Но он — Ортобул — тоже был у Манто. Видите, какую он ведет распутную жизнь, афиняне! Прекрасной Мариллы ему мало, этот сибарит пожелая насладиться и девочками Манто. Но не только это привело Ортобула в публичный дом, я уверен, что он следил за мной, вынашивая свои злодейские замыслы. Увидев этого человека, с которым некогда меня соединяли узы дружбы, я, не подозревая ничего худого, подошел к нему с учтивым приветствием. Я имел полное право сказать то, что сказал. Крылатые слова, как писал Гомер. Я произнес крылатые слова. Я обвинил Ортобула в том, что он украл у меня женщину и заявил, что в любой день могу вернуть ее и наслаждаться ею часто и неутомимо, дабы наверстать упущенное.
Что ж, афиняне, постепенно мне становилось ясно, что Ортобул не случайно оказался в доме Манто. Заговор, заговор против меня! Он долго выжидал, надеясь застать меня врасплох, беспомощного и безоружного, лишить жизни и владеть Мариллой безраздельно. Видя, что я обессилел из-за выпитого вина, он стал глумиться надо мной. Я возмутился, а он нанес мне удар кулаком — потом еще и еще! Хотя прекрасно знал, что я гражданин и, следовательно, его поведение противозаконно! Ортобул швырнул меня на пол. Когда я попытался встать, у него в руках — только представьте — оказалось смертельное оружие! Он разбил кувшин и пошел на меня, потрясая острым черепком.
Слушатели сдержанно захихикали. В глазах Эргокла полыхнула злоба.
— Вы думаете, это пустяк? Осколок ничуть не хуже кинжала, им без труда можно поранить и даже убить. Ортобул, устроивший драку в публичном доме, накинулся на меня, словно безумный, и нанес мне страшный удар в голову. Я упал — кровь заливала мне глаза — будто алая завеса скрыла от меня окружающий мир. Я ничего не видел и думал, что истеку кровью. Я слышал отчаянные вопли друзей, помню, кто-то закричал: «Ты убил его!» Ортобул поспешно скрылся, даже не потрудившись выяснить, жива ли его жертва, — то есть я, граждане. Видите этот шрам?
Все начали щуриться, силясь рассмотреть крохотную полосочку над левой бровью Обвинителя.
— А мой глаз? Искусный врачеватель исцелил его, но я думал, что ослепну, ибо на много недель мир лишился для меня красок. Мой врач может подтвердить это. Я так ослабел, что долгое время передвигался в носилках, будучи не в состоянии ходить.
Следующим свидетелем был врач-чужеземец, кроткий человечек, живущий в постоянном страхе перед недовольством господина — бывшего или будущего. Достойный эскулап подтвердил, что у Эргокла был порез и синяк под глазом и что он выглядел как человек, переживший потрясение.
— Ты советовал Эргоклу три недели передвигаться в носилках? — спросили его.
Врач ответил отрицательно.
— Ты советовал ему начать ходить? — спросили его.
— Да, — произнес он. На вопрос о том, страдал ли Эргокл от хромоты и была ли его голова серьезно повреждена, врач ответил: — Трудно сказать наверняка.
Эргокл продолжает свою обвинительную речь:
— Боги милостиво сохранили мне жизнь, а Асклепий-целитель — здоровье, что не умаляет вину злодея Ортобула. К счастью, ему не удалось убить меня. Но его преследования возмутительны. Его зверское нападение неслыханно! Злоумышленное нанесение ран, представляющих прямую угрозу моей жизни и причинивших мне немалые страдания, — это преступление. По законам Афин.
Ортобул совершил это злодеяние намеренно, а теперь еще и настаивает на своей невиновности. Но его вина очевидна. Ее доказывает уже то, что от суда утаивают важные сведения. Где девчонка, Марилла? Она — ценный свидетель, суд нуждается в ее показаниях. Почему ее не вызвали, почему не записали ее слова? Я скажу вам, почему. Вам известно, что она — рабыня, а рабов всегда пытают при допросе. Ортобул заявил, что не допустит этого! Видите, он хочет владеть ею один, из-за чего и разгорелся наш спор! Противозаконно стремясь быть единственным владельцем Мариллы, он не позволяет подвергать ее пытке и, таким образом, не дает ей быть свидетелем. Видите, как он коварен? Вы должны отклонить его требования. Отдайте девчонку в руки палачей. Отнимите ее силой, раз она все равно не достанется мне, пусть не достанется и ему! Она — наша общая собственность. Между прочим, я тоже рискую, ставя себя в невыигрышное положение. Разумеется, Ортобул ей теперь больше по нраву. Она вступила с ним в злодейский сговор против меня. А со мной ни в какие сговоры против него она не вступала.
Слушатели прикрывают руками рты, чтобы скрыть улыбки.
— Я заканчиваю, господа. Этот человек повинен в гнусном преступлении. Преступлении против гражданина Афин! Вся собственность Ортобула должна перейти к вам — вся, за исключением распутной девки, ибо я имею на нее законное право. Недостающую часть суммы я обязуюсь внести в Казну, едва на собственность этого человека наложат арест. Я уже делал такое предложение нашим государственным мужам, желая также возместить ущерб, причиненный дому Ортобула, — но не признаю своей вины. Я убежден, — заключил Эргокл, кинув быстрый самодовольный взгляд на собравшихся, — я убежден, что его парадный вход страдал от нападений гораздо чаще, чем он говорит. Впрочем, пожелай я прибегнуть к силе, я мог бы взять штурмом вход гораздо более узкий, чем дверь Ортобула!
Взрывы бурного веселья среди слушателей.
Преисполненный мрачного удовлетворения, в частности от последней оскорбительной шутки, Эргокл сел. Председатель-Басилевс обратился к присутствующим с просьбой сохранять спокойствие и не вести себя, как школяры. Теперь пришла очередь Ортобула занять место на трибуне. Всем было интересно, как он себя поведет. В конце концов не каждый день достойных граждан уличают в драке из-за шлюхи. Ортобулу не изменило его обычное хладнокровие. Он говорил просто и ясно, избегая повышенных тонов, в отличие от возбужденного Эргокла. Но даже его голос, всегда такой глубокий и убедительный, слегка дрожал от волнения.
