— Она скользкая.
— Она мокрая.
— Сюда. Сюда клади!
— Я позову врача…
Теперь лежать было мягче.
— Она жива?
— Оставь ее.
— Она не дышит!
— Да дышит она!
— Накрой ее.
— Не умрет.
Уйдите, уйдите, уйдите! Уйдите все. Оставьте уже, хватит…
Спать…
Сознание еще минуту пробубнило в ухо и уснуло. Что было
дальше, не имеет уже никакого значения.
13
Яркий солнечный свет щекотал ресницы, пробирался сквозь них
и рисовал красные круги на сетчатке. Маруся перевернулась на бок и накрыла
голову одеялом. Круги немедленно пропали, но теперь проснулись мысли, сначала
осторожно, а потом нагло и бессовестно, стали лезть, напоминая о вчерашнем дне.
И даже немного о сегодняшнем. И еще капельку о завтрашнем и предстоящем, вплоть
до сентября. Уснешь тут, как же!
Она перевернулась на другой бок, стянула одеяло и осмотрела
комнату. Никакой воды. Уже лучше. Села на кровати. Кабинка разбита, но осколки
убраны. Хорошо. Что дальше? Одежда сложена на подоконнике. Кеды под кроватью,
рядом с тапочками. С улицы доносится дребезжание трамвая. Ох. Трамваи, да.
Учебный городок. Какие-то голоса. Музыка. Дурацкая музыка. Симпатичные
занавески, вечером они казались более унылыми.
Что еще? Головная боль. Шишка на затылке. Маруся потрогала
шишку — прикольно. Вообще всегда было интересно, что это там так надувается?
Кости черепа? Болит лопатка и пятка. Даже целая ступня. Болит живот — это от
голода. Еще локоть болит. И глаз. Правый глаз болит так, будто туда попала
соринка. Осколок?
Маруся встала с кровати и дошла до зеркала. Вот такая вся,
значит, голая. И вчера ее такую голую кто-то тут таскал. Отлично. И что, вот
после этого выходить из комнаты и спускаться вниз? Вы бы вышли из комнаты, если
бы знали, что вас ночью таскали туда-сюда голую и мокрую? А что делать? Сидеть?
И что?
Маруся залезла в сумку и достала новые трусики и платье. Они
там сейчас, наверное, сидят и обсуждают ее. Обсуждают и едят. Маруся влезла в
платье и вздохнула. Сидят… Едят… Маруся сняла платье и достала джинсы и
футболку. Захотелось одеться как-то… позакрытей. Хотя чего уж теперь? А что
едят? Или в столовой? А времени-то сколько? Вернее, который час. За вопрос
«сколько сейчас времени?» бабушка почему-то давала подзатыльник и говорила, что
правильно говорить «который час?». Вот объясните, в чем разница? И футболку
лучше не такую, это какая-то слишком дурацкая. Черную? Черную. И полцарства за
котлеты со сладким чаем!
Где-то под ногами задребезжал коммуникатор. Маруся подняла с
пола шорты и достала из кармана аппарат. Папа!
— Але-е-е-е!
— Привет.
— Доброе утро.
— Ничего себе утро! Ты точно в Нижнем?
— А что?
— Насколько я понимаю, у вас там сейчас часа два.
— Ого!
— Только проснулась?
— Не!
— Не! Ладно, как ты там?
— Честно?
— Не надо!
— Любящий отец своего ребенка сюда бы не отправил…
— Ну, так то — любящий!
Маруся улыбнулась.
— Все, Марусик, я побежал…
— Ну, не-е-е…
— Ну, да-а-а-а…
— Давай еще поболтаем!
— Потом!
— Ты и минуты не проговорил!
— Вечером еще наберу.
— Если я не отвечу, значит, меня больше нет в живых!
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Я понял. Если не ответишь, значит, нет в живых.
— Ты ужасный!
— Целую в нос. Пока!
Родители развелись, когда Маруся была совсем маленькая.
Почему они расстались, Маруся не знала — папа был очень хороший, мама,
наверное, тоже, но ее Маруся почти не помнила: она пропала без вести двенадцать
лет назад. Об этом лучше не думать. Лучше думать про платье. Все-таки лучше
платье. Во-первых, потому что гулять в джинсах и черной футболке при +30
негуманно, во-вторых, надо показать, что ничего такого не произошло и вовсе
Маруся не стесняется. Клин клином, короче.
14
Маруся вышла из комнаты. Тишина. Тишина — это хорошо.
Значит, есть шанс, что все ушли на занятия. Если все ушли на занятия, значит,
на кухне она никого не встретит.
Маруся сбежала по ступенькам и практически упала в объятия
того самого Ильи — красавчика, с которым ехала в школу. Опа! Значит, он тут
живет? Значит, это был его голос? Значит, он видел ее… О, нет!
Илья радостно улыбнулся.
— Привет!
Улыбается. Дурной знак.
— Живая?
Совсем дурной знак.
— Привет. Ну, вроде, да.
— Ну, супер. А то мне тут рассказали…
Илья посмотрел на парня, стоящего рядом. С перепугу Маруся
даже не сразу его заметила.
— Кстати. Ты уже знакома со своим спасителем?
Спасителем?
— Это Носов, он же Нос.
Есть такие парни… кажется, будто их долго растягивали на
каком-то пыточном аппарате. Длинные руки, длинные ноги, длинные пальцы, длинный
нос и даже волосы у них обычно длинные. Спаситель Нос мучительно пялился в пол,
краснел, потел и выглядел так, будто это его таскали голого ночью.
Тем не менее, Маруся протянула ему руку.
— Привет.
Рука у спасителя была мокрая и холодная. Бедненький, да он
же в обморок сейчас упадет!
Илья рассмеялся и похлопал долговязого по плечу.
— Он подсматривал за тобой в душе и вовремя заметил
неполадки в кабине.
— Что?!
— Нос — наш компьютерный гений…
— Подсматривал?
Нос пошатнулся и прислонился к стенке.
— Ну… кто угодно подсматривал бы на его месте, правда,
Нос?
Маруся даже потеряла дар речи от возмущения.
— Нос у-у-у-у-умный! — Илья потрепал друга по
голове. — Он все что угодно взломать может.
— Что взломать?
— Ну, например, систему слежения…
