Лаура загадочно улыбнулась и повела его в свою комнату. Там она все так же молча встала на табуретку и вынула из тайника свой трофей.
Хулио был застигнут врасплох. Он изумленно глядел на него, вертел блестящую штуковину в руках, не зная, что с ней делать и, главное, что сказать Лауре.
Племянница рассказала ему о своей проделке. На всякий случай она предпочла подать эту историю без излишнего хвастовства и даже с неплохо — по меркам самодеятельного домашнего театра — сыгранным раскаянием. Девочка не извинялась за содеянное. Она просила совета, хотела знать, как быть дальше.
Хулио слушал Лауру и внимательно разглядывал явно недешевый, абсолютно новый инструмент. При этом он подсознательно подсчитывал количество нервных клеток, сэкономленных как Патрисией с Лаурой, так и всеми обитателями дома благодаря этому дерзкому, достойному Робин Гуда поступку его племянницы.
Следовало признать, что задуманное она реализовала смело, осторожно и грамотно. По крайней мере, ее никто не поймал и не заметил. В качестве смягчающего обстоятельства стоило учитывать и отсутствие в действиях Лауры личной корыстной цели. Она не собиралась ни пользоваться тромбоном, ни продавать его. Теперь девчонка стояла перед ним, ждала оценки и комментариев к ее поступку.
Эта задача оказалась для Хулио весьма непростой. Он понимал, что должен не только что-то сказать, но и сделать это твердо, решительно и, главное, немедленно. Самым простым выходом из ситуации было бы осудить племянницу за то, что она поступила не в соответствии с законом. Кража остается кражей, сколь бы благородные мотивы ни руководили действиями вора. Но ведь и сам сосед бесцеремонно вторгался в личное пространство всех жителей дома, нарушая тем самым их права и свободы.
Девушка поняла, что общество не в силах справиться с нарушителем общепризнанных норм, и решила действовать на свой страх и риск. Презрев законы, в данном случае совершенно бессильные, она сумела наказать нарушителя, лишить его привычной возможности демонстрировать обществу свое презрение к его нормам. Надо признать, сделано это было чисто и аккуратно. Принцип «око за око» восторжествовал в полной мере.
— А мама, как я понимаю, ничего не знает? — оттягивая время для принятия окончательного решения, поинтересовался Хулио. — Эту штуку ты с самого начала прятала у себя?
— Я пока ей об этом не рассказывала, — с несколько наигранным смущением ответила племянница. — Хотела сначала с тобой поговорить. Ты честно скажи, я плохо поступила?
— Слушай, Лаура, не прикидывайся маленькой девочкой, которая ничего не понимает. Конечно, этот поступок не заслуживает оправдания. Воровство остается воровством при любых обстоятельствах.
— Это не воровство, а реквизиция орудия преступления.
Хулио вздохнул. Спорить с этой девочкой было не так легко. Она была явно разочарована его суровым вердиктом, нахмурилась, отвернулась в сторону и гордо сложила руки на груди. Судя по всему, племянница ожидала от дяди если не оправдательного, то куда менее осуждающего приговора.
— Настучишь на меня?
— Ты имеешь в виду, собираюсь ли я рассказать обо всем твоей маме? А сама-то что думаешь? Как я должен поступить в этом случае?
— Да я не про это. Маме, конечно, давно нужно было рассказать. Я хочу знать, собираешься ли ты закладывать меня соседу?
— В общем-то, конечно, стоило бы вернуть ему инструмент. Это было бы справедливо.
— Интересно!.. Дудеть на весь дом посреди ночи — это, оказывается, не преступление, а уж откровенно плевать на всех окружающих — и вовсе, наверное, благое дело.
— К сожалению, жизнь иногда оказывается такой. Не всегда торжествуют закон и справедливость. Порой приходится приспосабливаться к весьма неприятным ситуациям. Во всяком случае, силой проблемы не решить, самосуд — тоже не лучший способ для этого.
— По-моему, большей глупости, чем вернуть ему тромбон, и придумать нельзя. Он ведь снова возьмется за игру, чем докажет нам свое превосходство и наше ничтожество.
— Может быть, это не слишком разумно, но таков уж единственный законный выход.
Говорить о случившемся таким тоном ему, конечно, не хотелось, но Хулио взял себя в руки, вспомнил, что должен, в конце концов, не только учить племянницу играть в шахматы, но и воспитывать ее. Каким бы оригинальным и по-своему изящным ни был ее поступок, поощрять такие выходки в подростковом возрасте было более чем опасно. Он сделал вид, что всерьез рассердился, сказал Лауре, что они с мамой еще подумают о том, какие воспитательные меры принять в данном конкретном случае, и потребовал от обвиняемой обеспечить полную сохранность похищенного имущества, пока не будет решен вопрос о его передаче законному владельцу.
— Вот видишь, ты еще и маме неприятностей добавила. Можешь себе представить, как она будет себя чувствовать, возвращая соседу инструмент и извиняясь перед ним за твою детскую шалость.
— Не нужно ее ни во что впутывать. Я сама все верну, — почти прокричала Лаура, явно готовая расплакаться.
— Ладно, это мы еще посмотрим.
— Я сказала — сама верну, и твоего разрешения спрашивать не собираюсь.
С этими словами она бросилась на кровать и закрыла голову руками. С давних времен, с раннего детства Лауры, Хулио успел уяснить для себя смысл такого поступка. Он означал только одно: «Оставьте меня все в покое! Я хочу поплакать». Омедас уважал это право, поэтому вышел из ее комнаты и закрыл за собой дверь.
Он уже отошел от нее на несколько шагов по коридору, но все-таки расслышал голос Лауры, приглушенный подушкой.
— Идиот! — донеслось из-за двери.
В столь поздний час проспект Веласкеса был почти пустынен. Хулио вел машину и размышлял о случившемся. Мысли его были невеселыми.
«Вполне вероятно, что последний эмоциональный возглас Лауры, как ни странно, достаточно точно описывал мою роль во всем этом деле. Может быть, я и вправду поступил, мягко говоря, неумно, начал отчитывать племянницу, когда ее скорее следовало похвалить за сообразительность и решительность. Как и подобает настоящей шахматистке, она сумела воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы взять важную фигуру, которую так беспечно зевнул противник. В результате этой короткой, но эффектной и, кстати, эффективной атаки тот остался безоружным перед нею. С точки зрения шахмат этот ход Лауры заслуживает как минимум пары восклицательных знаков».
Тем не менее дядя решил применить для оценки поступка племянницы другой критерий, о котором часто говорил ему отец. Цель далеко не всегда оправдывает средства. Судьба нагловатого соседа и его инструмента, в общем-то, не слишком беспокоили Хулио. Гораздо больше его волновало отсутствие четкой моральной ориентации у племянницы. Она не смогла правильно идентифицировать нравственную составляющую своего поступка не только в сам момент похищения тромбона, но и гораздо позднее, когда схлынул адреналин, вызванный рискованностью и нестандартностью найденного ею решения проблемы.
