Диана грязной ладошкой растерла слезы по щекам, всхлипнула и спросила:
— А почему мы не можем взять другую собаку?
— Потому что у нас нет места, милая. Мы ведь теперь живем не в «Римской вилле», а в другом доме.
— А я хочу обратно.
Нико подошел к Хулио со спины, панибратски пихнул его локтем в бок и издевательским тоном поинтересовался:
— Что, тоже любишь собачек?
От этой дурацкой, хотя и ничего не значащей шутки Хулио стало не по себе. Омедасу казалось, что Нико предлагал ему стать членом новой семьи, заново пройти весь тот кошмарный круг, который начался со смерти Аргоса, разыграть ту же пьесу с частично обновленным актерским составом. У Хулио не было ни малейшего желания участвовать в этом спектакле в какой бы то ни было роли.
Начался отборочный этап регионального турнира — чемпионата Большого Мадрида. Нико стремительно набирал очки. В его послужном списке было гораздо больше побед, чем партий, закончившихся вничью. Поражений на этом турнире он пока что не знал.
При этом Хулио прекрасно понимал, что мальчишке зачастую удавалось одолеть соперников, чей рейтинг намного превышал его собственный. Своими успехами он в какой-то мере был обязан Лауре. В перерывах между соревнованиями она успевала подготовить для Нико стенограммы и хотя бы краткий анализ партий, сыгранных его предстоящими соперниками. Таким образом девочка помогала ему заранее узнать тактику будущих противников. При этом она совершенно не заботилась о том, что на этих соревнованиях выступала не в качестве партнера Николаса по команде, а как его соперница в индивидуальном первенстве. В какой-то момент им, вполне возможно, предстояло встретиться за одной доской.
Хулио уже давно жалел о том, что привел Нико в клуб и познакомил его со своей племянницей. Ничего хорошего от этого мальчишки он уже не ждал и опасался, как бы тот не подстроил открытой, искренней и явно симпатизирующей ему Лауре какую-нибудь гадость.
Николас уже несколько месяцев просил Хулио сыграть с ним хотя бы один раз. После того, первого поражения он много занимался, сыграл бессчетное количество партий в клубе и теперь был уверен в том, что сумеет как минимум свести партию с Хулио вничью.
Пока их общение проходило в рамках психотерапии, Омедас категорически отказывался от всех просьб провести матч-реванш, справедливо полагая, что провоцировать соперническое отношение к себе будет непродуктивно. Наоборот, он тратил все свои силы на то, чтобы Нико стал воспринимать его не как противника, а как старшего друга, опытного советчика и, быть может, даже сообщника.
Теперь ситуация резко изменилась. Хулио больше не участвовал в судьбе Нико в роли психотерапевта. Более того, они действительно успели стать настоящими противниками, соперниками в куда более серьезной игре, называемой жизнью. В общем, когда Нико в очередной раз заикнулся, что неплохо было бы сыграть с дядей Хулио партию-другую, тот не стал долго отказываться.
Впервые за длительное время они остались за шахматной доской один на один. Обычно у них не было возможности ни толком проанализировать партию, ни поговорить по душам. Рядом постоянно находились какие-то люди — мать Нико, его младшая сестра или же просто подростки из шахматного клуба. С того неприятного разговора в «Макдоналдсе» прошло уже несколько недель, а Хулио все не находил возможности хорошенько потолковать с Нико и, откровенно говоря, свести с ним кое-какие счеты хотя бы на словах.
Они расставили фигуры и выставили электронные часы на шестьдесят минут. Белые по жребию достались Хулио. Он начал партию классическим французским дебютом.
Все шло понятно и предсказуемо, пока Нико сам не начал разговор. Его дебют разительно отличался от того, который привычно разыгрывался на доске.
Слова мальчишки просто огорошили его соперника:
— Я извиниться перед тобой хотел.
Хулио оторвал взгляд от доски и удивленно посмотрел на Нико.
— Что ты сказал?
— Я же понимаю, что был неправ. Нельзя было тебя обманывать. Ты из-за этого столько переживал.
Хулио чуть было не повелся на проникновенные речи мальчишки, но вспомнил о его дьявольском умении напускать на себя самый невинный вид и вполне резонно предположил, что тот завел этот разговор, например, чтобы просто отвлечь соперника от игры. Это было бы вполне в его духе. Он формально не нарушал правил, но добивался желаемого результата всеми возможными способами.
— Сосредоточься лучше на игре.
Нико занес было руку, чтобы сделать очередной ход, затем убрал ее и вновь посмотрел в глаза Хулио. Время шло, но это его будто бы совсем не волновало.
— Ты пойми, я ведь серьезно. Я знаю, ты мне не веришь. Думаешь, я пытаюсь как-то обмануть тебя, подставить. Уверяю, ты ошибаешься. Я готов поддерживать тебя буквально во всем.
Хулио решил дать мальчишке возможность выговориться при том условии, что болтать тот будет, пока идет его собственное время. Он не должен был отвлекать самого Хулио от обдумывания очередного хода. Кроме того, Омедас подозревал, что Нико что-то задумал и завел этот разговор не только для того, чтобы одержать победу в шахматной партии.
— Ну и что ты на этот раз надумал? — издевательским тоном поинтересовался Хулио.
— Ничего, я просто не хочу, чтобы из-за меня у вас с мамой что-то не сложилось. Она ведь тебя так любит.
— А вот это тебя совсем не касается. Давай-ка лучше ходи, а то время тает.
Нико посмотрел на доску и вздохнул. Сосредоточиться на игре ему явно было тяжело.
Дебютную часть партии они закончили несколькими ходами, проделанными почти механически, и Хулио решил, что настал момент перевести игру в не столь классический вариант, чтобы наконец заставить соперника начать думать. Нико среагировал мгновенно и самым правильным образом. Буквально двумя ходами он заблокировал продвижение вперед пешек противника практически по всему фронту. Омедас сосредоточился на прорыве его обороны, при этом отказался идти на размен равноценных фигур. В итоге ситуация на доске очень быстро стала более чем запутанной и абсолютно нестандартной.
Как по оставшемуся времени, так и по позиции на доске настала примерно середина партии. Нико выглядел окончательно сбитым с толку, сомневающимся в каждом ходе и усталым. Судя по всему, по-настоящему сосредоточиться на игре ему так и не удалось.
Он опять посмотрел в глаза Хулио, словно подыскивая нужные слова.
— Ты играть собираешься или нет? Смотри, время идет.
— Я прекрасно понимаю, что стал проблемой для вас обоих.
— С каких это пор ты задумываешься о таких вещах?
— Мама очень переживает. Она так скучает по тебе. Если бы ты знал, как нужен ей, как она тебя любит.
Хулио внимательно посмотрел на Нико. Было видно, что мальчишке нелегко говорить о столь личных, даже интимных вещах. Судя по всему, за Кораль он переживал абсолютно искренне. Тем не менее Хулио понимал, что расслабляться нельзя. Этот юнец в любой момент мог подловить его на малейшем проявлении слабости.
