– Ласло, – тихо сказал я, настороженно изучая его распахнутые глаза в неровном оранжевом свете спички. – Что случилось, что с вами?
Косточкой левого указательного пальца он потер себе губы и пробормотал:
– Больное воображение.
Я зашипел от неожиданности – спичка догорела мне до пальцев. Проводив падающий уголек взглядом, я вопросил сгустившийся мрак:
– Какое еще воображение? О чем вы?
– «Я лично про такое читал и знаю, что это правда», – процитировал он письмо убийцы. – Вся эта история с каннибализмом. Мы решили, что она объясняется патологически болезненным воображением и впечатлительностью.
– И?
– Картинки, Джон. – ответил Ласло, и хотя я по-прежнему не видел его лица (равно как и всего остального в купе), голос его звенел как струна. – Снимки изувеченных переселенцев. Мы предположили, что человек этот в какой-то момент жизни оказался на фронтире. и только личный опыт мог предоставить ему модель нынешних зверств.
– То есть вы хотите сказать, такой основой могли послужить дагерротипы Виктора Дьюри?
– Для кого-то, может, и нет. Но для этого человека с его впечатлительностью, вызванной в раннем детстве насилием и страхом… Помните первое, что нам пришло в голову насчет каннибализма: возможно, он где-то об этом читал или слышал, вероятно – еще ребенком. Разве фотографии не могут произвести гораздо более экстремальное воздействие на человека с таким маниакальным и болезненным воображением?
– Полагаю, это возможно. Вы имеете в виду пропавшего брата.
– Да. Яфета Дьюри.
– Но зачем кому-то понадобилось такое показывать ребенку?
– «Грязнее красномазого»… – рассеянно ответил Крайцлер.
– Прошу прощения?
– Я не уверен, Джон. Возможно, он наткнулся на них совершенно случайно. Или их использовали в воспитательных целях, я не знаю. Надеюсь, ответы мы найдем в Ньютоне.
Я несколько задумался, а потом вдруг обнаружил, что моя голова сама собой рухнула на сиденье, где я лежал.
– Что ж, – сказал я, сдаваясь на милость головы, – если вы не отдохнете, Ласло, боюсь, вы вряд ли сможете с кем-нибудь внятно разговаривать – в Ньютоне или иных местах.
– Знаю, знаю, – отозвался Крайцлер и поерзал на своем сиденье. – Но вот что меня поразило…
Следующее, что я помню, – вокзал Гранд-Сентрал, который немилосердно разбудил нас хлопающими дверьми купе и грохотом багажа о стенки. Богатая событиями ночь не пошла нам на пользу, и мы вывалились из поезда в гнетущее пасмурное нью-йоркское утро. Поскольку Саре быть в штаб-квартире еще рано, мы почли за лучшее разъехаться по домам, с тем чтобы встретиться в № 808, когда будем чувствовать себя (и, надеюсь, выглядеть) более по-людски. Лично я еще пару часов поспал, затем принял восхитительную ванну на Вашингтон-сквер и чинно позавтракал в обществе бабушки. Облегчение, слава богу, наступившее у нее после казни доктора ГТ. Холмса, я заметил, начало потихоньку изнашиваться: за завтраком она нервно проглядывала «Таймс» в поисках очередной смертельной угрозы, которая могла бы занять пустоту, образовавшуюся в ее тихих домашних вечерах. Я позволил себе вольность указать ей на неразумность подобных устремлений, на что удостоился лаконичной отповеди: в правила моей бабушки не входит привычка следовать советам тех, кто считает подобающим совершать общественное самоубийство, появляясь уже не в одном, а в двух городах в компании «этого доктора Крайцлера».
Гарриет тем временем упаковала мне свежий саквояж для путешествия в Ньютон, и к девяти часам я уже стоял в зарешеченном лифте дома № 808 по Бродвею, полный крепкого кофе и светлых надежд. По возвращении мне примстилось, что я отсутствовал значительно дольше четырех дней, и я с юношеским энтузиазмом предвкушал снова увидеть Сару. Достигши нашего этажа, я застал их с Крайцлером за напряженной беседой, но, раз и навсегда решившись совершенно игнорировать все, что между ними могло происходить, рванулся вперед и закружил ее в объятиях.
– Джон, вот осел! – улыбнулась она. – Я понимаю, что сейчас весна, но ты помнишь, что случилось, когда ты позволил себе это в прошлый раз?
– О нет! – воскликнул я, моментально ее отпуская. – Второй раз я в эту реку не вступлю. Ну что? Ласло посвятил тебя в курс дела?
– Да, – ответила Сара, стягивая в узел волосы на затылке и с вызовом сверкая зелеными глазами. – Вы развлеклись в свое удовольствие. Я уже сказала доктору Крайцлеру, что если вы решили, что я хотя бы минуту просижу на месте, пока вы стремитесь к новым приключениям, то вы жестоко заблуждаетесь.
Я просветлел:
– Ты едешь в Ньютон?
– Я сказала – мне нужны приключения, – ответила она, помахивая перед моим носом какой-то бумагой. – А заключение в одном купе с вами, боюсь, вряд ли может таковым считаться. Нет, доктор Крайцлер говорил, что кому-то следует отправиться в Нью-Полс.
– Пару минут назад звонил Рузвельт, – сказал мне Ласло, – и сообщил, что имя Бичем в архивах города значится.
– Ага, – сказал я. – Тогда выходит, что Яфет Дьюри так и не стал Джоном Бичемом.
Крайцлер пожал плечами:
– Положение осложняется – вот все, в чем мы можем быть уверены, а потому необходимо дальнейшее расследование. Мы с вами, тем не менее, выезжаем в Ньютон как можно скорее. Л пока не вернулись наши детектив-сержанты, у нас остается Сара. В конце концов, это ее территория – она там выросла и ей не составит труда втереться в доверие к тамошним властям.
– Ну еще бы, – сказал я. – Вы подумали о координации действий?
– Вы переоцениваете ее значимость, – ответила Сара. – Пока Сайрус не поднялся, ее можно доверить Стиви. К тому же меня не будет максимум день.
Я окинул ее сладострастным взором и произнес:
– И во сколько оценится мой голос при вынесении такого решения?
– Джон, ну ты и свинья, – вспыхнула Сара. – Доктор Крайцлер уже согласился.
– Понятно, – сказал я. – Ну что ж. Мой голос, стало быть, здесь значит не больше, чем сотрясаемый им воздух.
Таким образом, Стиви Таггерту было позволено обшаривать штаб-квартиру в поисках завалявшихся сигарет сколько его душе угодно. С полудня он вступал в единовластное владение этим местом, и когда мы отправлялись, на лице подростка была написана такая решимость, что я понял: если ничего получше обнаружить не удастся, он не задумываясь пустит на курево даже обивку прекрасных стульев маркиза Каркано. Стиви внимательно выслушал все инструкции Ласло касательно того, как поддерживать связь с нами, но как только инструкции эти перетекли в лекцию о вреде пристрастия к никотину, мальчик оглох. Не успели мы опуститься на лифте в вестибюль, из штаб-квартиры понесся грохот выдвигаемых ящиков и треск дверец. Крайцлер лишь вздохнул, понимая, что нам сейчас не до воспитания заблудших юнцов, а я живо представил себе, сколько еще длинных и поучительных речей раздастся под крышей дома на 17-й улице после того, как дело будет закрыто.
