Вернувшись на борт корабля, мы ретировались на безопасную высоту, чтобы сложить воедино обрывки сведений и составить близкий к истине сценарий тех нескольких дней, что Джон Прайс провел в Лос-Анджелесе, прежде чем улететь в Нью-Йорк навстречу своей гибели. Задача стала куда легче, когда Тарбелл восстановил архив электронной почты нашего героя и обнаружил переписку между гением спецэффектов и Ари Маченом. Письма эти были составлены в очень осмотрительных выражениях. Любой, кто не видел фотографий Сталина, счел бы эти послания рутинной перепиской продюсера с одной из важных шишек киноотрасли. Но нам были известны и сталинские материалы, и связи Мачена в Израиле, поэтому не составило труда определить, что Прайс показал снимки Мачену, не уточнив притом, что это подделка. Потрясенный Мачен связался со своими друзьями из Моссада, руководившими студией, где Мачен на тот момент вел дела. С учетом того, как сильно за последние тридцать лет выросло влияние индустрии развлечений на американскую политику, правительство Израиля — как и некоторых других стран, по словам Слейтона, — сочло нужным иметь своих людей в коридорах власти Голливуда.
Прайсом повелевала жадность: за экземпляр фотографий Мачен пообещал ему целое состояние, — поставив, однако, условие, что Прайс не оставит себе копий. Попытка обмана, было сказано Прайсу, чревата визитом в его дом неких гостей, которые будут просто счастливы его прикончить.
Из тона переговоров становилось ясно, что Мачену нравилась роль учтивого и крутого сионистского агента. Слейтон разделял это мнение. Дело в том, что их с Маченом пути пересеклись несколькими годами ранее на одной из вашингтонских вечеринок с коктейлями. В тот вечер Мачен похвалялся тем, что некогда был агентом Моссада, что на его счету убийства нескольких палестинских лидеров и что из лаборатории в Лос-Аламосе, Нью-Мехико не без его помощи пропали несколько компьютерных дисков с жизненно важными для Америки ядерными секретами. По-видимому, Мачена в последнее время все больше бесила трещина в американо-израильских отношениях из-за поддержки Израилем турецких курдов (еще один опасный конфликт, вызванный дефицитом воды). Он использовал свое высокое положение в одной из ключевых отраслей Америки для содействия делу Израиля, а также для выполнения поручений израильского правительства, — поручений, носивших разведывательный характер.
Соблазнившись деньгами, Прайс согласился с более чем зловещими условиями Мачена по сталинским снимкам, но вскоре из-за своей неуемной алчности поплатился жизнью в споре с Ионой и Ларисой по делу Форрестер, принявшем опасный оборот. (По иронии судьбы, если бы он обуздал свой темперамент и выполнил угрозу, разоблачив подделку, и если бы правительство США поверило ему, то это еще верней послужило бы высшей цели Малкольма.) Вплоть до этого момента воссозданная нами картина событий была совершенно ясна, но у нас пока не было ответа на вопрос о том, где порвалась цепочка разоблачений, начатая Прайсом и Маченом. Знал ли Мачен лично того агента, который сейчас в бегах и прячется от Моссада? Или фотографии Сталина доставил в Израиль другой посредник, участвовавший в комбинации? Увы, на эти вопросы мог дать ответ лишь сам Мачен, поэтому я приготовился сопровождать полковника Слейтона и Ларису в Бель-Эйр, обращенный в крепость. Там, за электронными барьерами высшей степени защиты, с прошлого десятилетия укрывались самые богатые граждане Лос-Анджелеса, чтобы под охраной частных войск наслаждаться своим успехом (и целыми морями доставляемой самолетом воды).
Мне могут задать уместный вопрос: как я мог выказывать или испытывать так мало беспокойства насчет попытки, которая в случае удачи привела бы к убийству человека? Как врач, я приносил клятву не причинять вред, и, когда мы готовились нанести визит Ари Мачену на его роскошной вилле в Бель-Эйр, я сказал себе, что в любом случае не стану палачом израильского агента, даже если мы узнаем его имя и местонахождение. Но я не отрицаю, что ушел от ответа на вопрос, следует его убивать или нет. И нет мне оправдания. Тренированный человек, коего признали опасным рыцари плаща и кинжала, — это реальная угроза. Со времени, когда я ступил на борт корабля Малкольма, я неоднократно убеждался, что та якобы игра, в которую он вместе со своей командой вовлек весь мир, пахнет смертью, а это значит, что новые экономические, политические и социальные иерархии не уступают в жестокости своим историческим предшественникам.
Перед тем как мы покинули корабль, я принял поцелуй и страстное объятие Ларисы с той же готовностью, с какой я смирился с ее прошлым и с ее профессией наемного убийцы, и без единого вопроса или сомнения страстно ответил на них, готовый сделать все, что от меня потребуют. Возможно, я мог сделать иной выбор; возможно, я был должен сделать его; но держу пари, что те, кто так полагают, никогда не сталкивались с суровой реальностью союза могущественных врагов, настаивающих на том, что этот человек должен быть в тюрьме либо ликвидирован.
Вот и я никогда не сталкивался.
Глава 29
В Америке информационного века есть множество роскошных домов, где прежде обитали люди, вдохнувшие в них жизнь. Теперь эти дома в руках богатых международных проходимцев, которые не столько живут в этом мире, сколько порхают по нему, по пути хватая власть и все удовольствия, до которых дотянется их рука. Ари Мачен был именно таким человеком, а его вилла в Бель-Эйр была именно таким местом. Укрыв свой корабль от посторонних взоров, мы приблизились к ней. Стояла туманная ночь. Построенный в середине двадцатого века с редчайшим для Лос-Анджелеса вкусом, дом, казалось, просто умолял поселиться в нем и сделать его своим жилищем человека, которой посадит растения, расставит мебель и проявит индивидуальность, не нанимая «асексуальных», по выражению Леона Тарбелла, дизайнеров и декораторов. На каждой комнатке этого дома лежала печать грусти, но эта аура лишь соответствовала целям, с которыми мы сюда явились.
Выводя из строя сперва шнырявших по участку тяжеловесных охранников, а затем систему электронного наблюдения, Лариса ни разу не улыбнулась своей хищной улыбкой. Возможно, эта «работа» была для нее настолько важна, что она отказывалась смотреть на нее как на спорт. С оружием наготове, молча, мы проникли в дом и уловили признаки жизни в хозяйской спальне наверху. Вряд ли нужно уточнять, что произошло затем; достаточно сказать, что Мачен был подвержен сразу всем сексуальным неврозам, что присущи людям, чья склонность возбуждаться от применения силы с головой выдает их невероятную слабость. Одного вида странно одетых и вооруженных незваных гостей хватило, чтобы отправить нескольких орущих проституток обоих полов (Мачен никогда бы не признался в этом сам, но на ушах его гостей были клейма) в другую комнату, где Лариса и заперла их, заставив перед этим заткнуться. Мачен тем временем попытался сорвать древний «кольт» 45-го калибра с увешанной старинным оружием стены, но ему помешал Слейтон, который, как мне показалось, обошелся с продюсером крайне грубо и оскорбительно. Вернулась Лариса, и мы с ней заняли позиции у дверей и окон, не спуская глаз с участка и его окрестностей.
Слейтон же тем временем начал допрос.
— Разве вы не помните меня — или все же помните, мистер Мачен? — осведомился Слейтон, привязав хозяина дома шнуром от занавесок к его собственной кровати.