— Возрадуйтесь, так как, клянусь Пророком, все это будет вам даровано.
Он снова подал знак, на этот раз Эрихто. Она подошла к наемникам.
— Идите с миром, — сказал Человек.
Двое мужчин поклонились и вышли, сопровождаемые куртизанкой. Дверь снова открылась. В тамбуре они увидели ожидавшую их девушку необыкновенной красоты. Одежда лишь слегка прикрывала ее тело: изящная шея, открытая грудь, неотразимый взгляд. Ее звали Лис, и она была самой развратной девицей из свиты Эрихто, состоявшей из красавиц, готовых броситься выполнять любой приказ хозяйки. Наемники не верили своим глазам.
Дверь в тронный зал закрылась в тот момент, когда они очутились в объятиях женщин.
Вскоре дверь снова открылась — это вернулась Эрихто. За ее спиной виднелись трупы двоих мужчин, их горла были разодраны острыми когтями Эрихто и Лис. Руки и груди красавиц были перепачканы кровью. Обе учащенно дышали, как хищные звери, разгоряченные охотой. Дверь закрылась, скрыв от взглядов присутствующих в зале Лис и два трупа.
— Если все твои подопечные такие же, как эта, из них выйдут прекрасные паломницы-христианки, — сказал Человек без рук и лица. — Я надеюсь, Эрихто, что они будут полезны нам во время путешествия в Святую землю.
— Не сомневайтесь, господин, — откликнулась женщина.
— Сколько их?
— Двадцать четыре. Я лично их проверю.
— Хорошо.
Альп подошел к своему хозяину.
— Эти двое наемников — единственные свидетели убийства Ги. То, что было им известно, исчезло вместе с ними.
— Проследи, чтобы их имущество досталось их семьям, как и было обещано, — сказал Человек.
Альп склонил голову в знак того, что приказ будет выполнен в точности.
— Я удовлетворен, — снова заговорил великан. — Эта операция на Драгуане была продумана до мелочей. Нужно было без промедления провести ее. Это была уникальная возможность. Именно тебе я обязан успехом, Альп. Я этого не забуду. Мы нанесли удар так, как планировалось. Измаля нет, Милиция не оправится от этого удара.
— К сожалению, — сказал Альп, — последнюю посылку Измаля Ги, которая должна была попасть к Хьюго де Пайену, моим людям не удалось перехватить. Рюиздаэль, его правая рука на Таборе, обнаружил отправление и послал людей из Гильдии, чтобы те забрали посылку. Мои люди прибыли слишком поздно. Они сделали все возможное, чтобы изъять документы, но у них ничего не вышло.
Он бросил смущенный взгляд на Эрихто и продолжил, уже шепотом — для своего хозяина:
— Не исключено. Что рукопись Хинкмара Ибн Жобаира, принадлежавшая Измалю, была в этой посылке…
— Значит, теперь она должна находиться на Таборе, у этого Рюиздаэля.
— Я тоже так считаю.
Человек подумал какое-то время, затем приказал:
— Возвращайся в Гильдию архитекторов. Сейчас тебе представилась прекрасная возможность вновь показаться там после месяцев изгнания. Даю тебе карт-бланш.
— Хорошо, хозяин, — произнес бывший ученик Измаля Ги, и улыбка еще сильнее исказила обезображенное шрамом лицо.
— Вы отправитесь одновременно, — сказал Человек. Альп — на Табор, а ты, Эрихто, в Труа. Я буду ждать твоих отчетов о том, как проходит паломничество. Я хочу быть в курсе всех этапов и изменений маршрута. Пусть твои девушки используют все свои чары, чтобы собрать необходимую информацию.
— Слушаюсь, господин. Будет сделано.
Двое слуг попятились к выходу.
— Перед отъездом, — добавил их хозяин, — скажите коменданту станции, что я хочу отправиться на планету Кирк. И пусть гроб остается на борту корабля.
— Нужно ли известить хозяина Кирка? — спросил Альп.
— Нет. Люблю неожиданности.
Альп и Эрихто вышли из зала.
Человек остался один. Он долгое время сидел неподвижно.
„Сейчас, когда мусульмане подчиняются моим приказам, — думая он, — когда мои шпионы затесались среди совершающих паломничество христиан, мне остается только ждать, а потом лишь протянуть руку и взять Столп! Какая ирония, в самом деле! Власть, равной которой нет во Вселенной, падает в руки, как плод с дерева!..
ГЛАВА V
ВЕК МОНАХА И СОЛДАТА
Почти всегда, за редким исключением, обновление сопряжено с опасностью.
Жак де Моле
Небольшой гипернеф Хьюго де Пайена опустился на орбитальную станцию планеты Клерво. Последовав все же советам Слепого, с которым он встретился на берегу озера, Хьюго выбрал дорогу через луну Бар. Сразу же по прибытии он прошел через камеру обеззараживания, затем спустился к аббатству.
В капитуле, служившем местом для аудиенций, молодой священник отец Бернар был один. В руках он держал листок, на котором была написана торжественная декларация на древнем языке. Его аббатство существовало всего лишь три год& но уже считалось одним из Лучших. Аббат издал указ об основании двух первых „дочерних обителей Клерво“ на ближних звездах — Фонтэнэ и Труа-Фонтэн.
Диакон открыл двойную дверь. Хьюго де Пайен вошел в зал и проследовал прямиком к церковнику, сидевшему на простом деревянном троне. Как только диакон удалился, отец настоятель после кратких приветствий сразу же начал разговор:
— Хьюго де Пайен, говорят“ что вы человек прямой и честный, прошу вас оправдать свою репутацию, отвечая на мои вопросы.
Каким бы ни был титул собеседника, Бернар де Клерво говорил с ним всегда таким тоном, как если бы он сам его вызвал. Но в данном случае это было не так.
— У меня в руках декларация, полученная от вашей службы, — сказал он, показывая листок.
Он прочел:
— Вследствие освобождения Святой земли изо всех уголков мира, богатых и бедных, юноши и девушки направляются в Святые места. Мы, преданные и угодные Богу рыцари, горя желанием посвятить себя благому делу, отказываясь от светской жизни, клянемся не отступиться от своих убеждений и торжественных обетов охранять караваны паломников от банд мародеров и убийц, которыми кишит космическое пространство. Мы клянемся жить, как праведные каноники, в послушании, целомудрии, не имея никакого имущества.
Аббат прервал чтение. Несмотря на свои двадцать восемь лет, он был изнуренным и больным человеком. Работа и воздержания, которые он неукоснительно соблюдал, подточили его здоровье и избороздили морщи-нами пожелтевшую кожу.
— Как мне это понимать? — Голос аббата, напротив, не утратил присущую его возрасту силу.
Хьюго чувствовал, что разговор складывается не так, как он ожидал.
Голос Бернара отдавался эхом в огромном пустом зале.
В эпоху, когда архитектура была средством самовыражения, понятным многим, когда в душах верующих она находила больший отзыв, чем какая-либо другая форма искусства, Бернар решил воплотить свои принципы в камне. В Клерво не было мозаичных витражей, орнаментаций, не было здесь и изображения Пресвятой Девы с нимбом над головой. К пышному убранству церквей той эпохи Бернар относился скептически. Белые стены его монастыря, украшенные только несколькими деревянными распятиями, покрашенными светлой золотистой краской, поражали верующих. Здесь с первого же шага людям открывалось, что Бернар призывает их вернуться к самому важному в жизни. Таким образом он противопоставлял свои принципы подходу других религиозных орденов и многочисленным проявлениям тщеславия церковников. Он ратовал за смиренное служение культу, стремился защитить его от злоупотреблений, увлечения преходящими ценностями. Это придавало ему уникальный статус и делало его бунтарем в глазах других, окружало аурой, начинавшей затмевать славу самого Папы.
