На восьмой день наблюдений Козимо перешел от созерцания к действиям. Он сел за Обероном. Тот стоял на коленях» воздев руки. Месса еще не закончилась. Козимо написал несколько слов. Когда монах наклонился, чтобы забрать свой псалтырь, оставленный на скамеечке для молитвы, он увидел записку. Он так удивился, что забыл о молитвах. В записке говорилось, что одна из раскаявшихся девушек Эрихто оросит его покровительства и умоляет оказать ей честь выслушать ее. Просьба была так умело составлена, что не было никакого риска выполнить ее. Де Сентив обернулся. Козимо молили. Затем поднял голову. Их взгляды встретились. Козимо раньше Видел, как де Сентив украдкой приходил к переписчику, видел, как тот слегка покраснел при виде девушек в саду, видел, как священник горько плакал во время мессы. Сейчас же перед ним был человек, одновременно и опасающийся, и сгорающий от любопытства. И этот человек поступил точно так, как и предвидел Козимо: слишком смущенный, чтобы на что-то отважиться, он отвернулся в полном смятении, не в состоянии принять решение. Тогда Козимо положил на то же место другую записку. После этого он взял псалтырь де Сентива, поднялся и вышел из церкви, распевая псалмы. Направляясь к выходу, он наблюдая за солдатами, охранявши ми верующих во время мессы, опасаясь, что они могут наброситься на него. Но все обошлось. Он спокойно покинул церковь.
Во второй записке «Чосер» назвал свое имя, сообщил номер своей каюты и посадочной карты и дал понять Оберову, что постарается встретиться с ним в его секторе, чтобы вернуть ему псалтырь. Если тот не захочет принять его лично, Чосер воспримет это как отказ от его предложения и больше никогда его не потревожит.
* * *
На следующий день, вернувшись из столовой, Полибюс и Козимо обнаружили, что в их каюте все перевернуто вверх дном. Козимо догадался, что Оберон распорядился проверить его. Он этого ждал: человек, приближенный к де Крону, не мог отважиться на какой-либо шаг, не наведя справок. Полибюс был больше расстроен, чем его сосед, который хранил псалтырь при себе и заранее надежно спрятал свои вещи: манускрипт новоявленного летописца унесли! Он был в панике.
— Все пропало! — можно было разобрать сквозь рыдания.
Козимо хотелось бы знать, что люди де Сектива могли прочитать о нем в сочинении Полибюса.
Он выждал день, а потом, облачившись в тунику паломника и подпоясав ее конопляной веревкой, взял в руки небольшой полотняный мешок, куда оя положил псалтырь, и отправился в сектор Робера де Крона.
Все шло по плану. Псалтыря и имени Оберона де Сентива было достаточно, чтобы перед ним открылись все двери. Охранник попросил подтверждения в миссии де Сентива, и тот ответил, что действительно ждет Чосера.
Навстречу Чосеру вышел монах, на его Голове был клобук из грубой шерстяной ткани.
Перед ними открылась дверь, и Козимо очутился в огромном зале, где он увидел военных, стоявших перед экранами с пультами. В обоих концах зала были большие окна — от пола до потолка. Свет как бы парил над головами людей и андроидов. Козимо и его проводник прошли вдоль платформы. Через несколько минут они попали в узкий коридор, каждый раз останавливаясь перед очередным тамбуром, который монах открывал с помощью специальной карточки.
— Меры предосторожности, — объяснил он.
— Понимаю.
— Как ни странно, отец де Солив, кажется, забыл, что пригласил вас.
— Правда? Мне бы не хотелось его беспокоить. Он, конечно же, занят и не сможет меня принять. Мне лучше уйти?
— Нет, нет, — прервал его монах. — Напротив. Как только он о вас вспомнил, он сразу же закрыл собрание и заторопился на встречу с вами.
Монах прошел через боковую дверь, охраняемую двумя андроидами. Козимо наконец оказался на личной территории Оберона де Сентива. В комнате перед экранами работали пять роботов. Они поздоровались, с посетителем. Монах открыл дверь, ведущую в кабинет святого отца, и пропустил туда молодого человека.
— Он скоро будет. Располагайтесь. Я вас оставляю.
Он закрыл за собой дверь.
И вдруг Козимо забеспокоился. А если Оберон придет не один? Если это ловушка?
Кабинет был по-монашески строго обставлен, без всяких украшений. Козимо заметил орудия самоистязания: плеть, власяницу и другие инструменты для умерщвления плоти. Зато он не увидел ни одного предмета культа — ни распятия, ни иконы. Он подошел к большому окну, выходившему в космическое пространство. Звезды двигались снизу вверх — казалось, что разворачивается свиток. Это было обычное смещение Азимов вращавшегося вокруг своей оси. Время от времени вдали показывалась луна, находящаяся вблизи красной планеты: это была система Тоннер, где предполагалось сделать первую остановку.
Открылась дверь, вошел Оберон де Сентив.
Он был один.
Монаху было около пятидесяти лет. Лысый череп, приплюснутый нос, щеки, такие же обвислые, как и его ряса. Он был толстым, бледным, болезненного вида, с мешками под глазами и бесцветной толстой нижней губой.
Он принял Козимо на первый взгляд радушно, был услужливым, но держался настороженно. Казалось, он чем-то смущен.
— Добрый день, отец мой, — сказал Козимо. — Я принес вашу книгу — псалтырь, как мы и договаривались.
— Я вижу. Хорошо. Очень хорошо. Вы один?
Козимо кивнул.
— Никто за вами не следил? Вам не задавали никаких вопросов?
— Ничего необычного.
— Хорошо.
Де Сентив подошел к входной двери, чтобы убедиться, что она закрыта. Знаком он показал Козимо, чтобы тот последовал за ним в самый отдаленный угол комнаты, и там попросил гостя говорить шепотом.
— Я не знаю, как вы сюда попали, но это должно остаться сугубо между нами. Как вы обо мне узнали? Кто вам говорил обо мне?
— Никто, отец мой. Мы встретились по воле случая. Достаточно быть немного наблюдательным. Вы сами себя легко выдаете, если мне будет позволено так выразиться.
— К несчастью, мне об этом хорошо известно!
Де Сентив вытер пот со лба.
— Если я могу чем-то помочь… — начал Козимо.
— Мне помочь? Вы уверены? Меня можно только пожалеть.
Глазки у монаха забегали.
— На вашем месте, — сказал он, — я бы не интересовался, чем я занимаюсь.
Козимо опустил голову.
— Я мог ууйти, спокойно произнес он. — Если я вам не нужен, я исчезну, и вы больше никогда меня не увидите.
— Нет, подождите. Я этого не говорил. Останьтесь.
Монах переступал с ноги на ногу, по-прежнему избегая смотреть в глаза своему гостю. Наконец он спросил:
— А девушка согласна?
Козимо сразу же посерьезнел.
— Как я вам писал, она просит вашего заступничества. Она согласна на все. От вас зависит, как повернется дело.
