– Вот что свело нас, – прошептал он, привычными движениями ловко снимая с нее оставшуюся одежду. – И это удержит нас вместе – не юристы, не законы, а зов чувства, соединение мужчины и женщины, слияние тел…
Марина ухватилась за плечи Пьетро. Она сходила с ума от ожидания, чувствуя его сильнейшее возбуждение, а он прижимался к ней, дразня и распаляя. Марина потянула его на себя, выгибаясь ему навстречу, умирая от желания почувствовать его в себе.
Губы Пьетро нашли ее грудь и заскользили по ней, остановились на затвердевшем соске, сжали его; Пьетро выдохнул и слегка прикусил чувствительный комочек плоти. Марина в изнеможении откинулась на подушки, полностью открываясь для него, отдаваясь ему.
– Пьетро! – задыхаясь, еле вымолвила она.
Она не могла больше ждать. Она была готова для него. Выгнувшись еще сильнее, Марина широко развела ноги. Пьетро вдавил ее в матрас и наконец вошел в нее одним мощным движением, исторгнув из ее груди крик облегчения и невообразимого наслаждения. В уголках ее глаз показались слезы, и Пьетро, наклонившись к ней, слизнул их и стал покрывать легкими поцелуями ее веки, не давая открыть глаза. Марина чувствовала, как ответственно он относится к процессу. Даже не видя Пьетро, она знала, что он внимательно смотрит ей в лицо, желая понять, какой эффект оказывают на нее его медленные, расчетливые движения.
И это был именно тот эффект, которого он ждал. Марина не смогла бы попросить его остановиться, даже если бы захотела. Она так соскучилась по этому, ее жизнь была такой серой, такой холодной без Пьетро, без жара его страсти. Пьетро прав: именно это свело их и удерживало вместе, даже когда их отношения заметно расшатались, даже когда Марина уже не чувствовала, что она значит для Пьетро не меньше, чем он для нее. Ночи, которые они проводили вместе, наполняли жизнь смыслом, избавляли ее от самых темных страхов. Они поддерживали ее, помогали ей найти в себе силы остаться, не уходить от Пьетро, вставать по утрам, ложиться в постель вечером. Именно из-за своей страсти они продолжали жить вместе.
И сейчас Пьетро снова был рядом, он был с ней, в ней, вокруг нее. Больше она ничего не хотела. Каждое его движение поднимало ее все выше и выше, к самым облакам, к солнцу, все ближе к разрешению от бремени одиночества и горя – и вот наконец Марина словно распалась на части, содрогаясь в руках Пьетро, которые держали ее крепко, не давая сорваться с края мира. Только ощущение его силы, окружающей ее, не дало Марине окончательно потерять сознание. Ничто больше не имело значения, остался только Пьетро и его подрагивающее тело, вздрагивающее все сильнее и наконец напрягшееся до боли. Он глухо застонал, словно сдаваясь, и вдруг полностью расслабился, накрыв Марину своим телом.
Она не знала, сколько они пролежали так, растворяясь в ощущении единения и единства. Через несколько минут, или часов, или дней их легкие и сердца снова заработали, и Пьетро сполз с Марины и лег рядом, положив голову ей на грудь, обжигая ее сверхчувствительную кожу прерывистым дыханием.
Немного погодя они забылись сном, но за эту ночь дважды просыпались, дважды снова отдавались ослепляющей, всепоглощающей страсти, оставлявшей их лежать без сил и желания двигаться и думать.
Лишь когда первые лучи солнца проникли в спальню между створок ставней, Марина начала понимать, что случилось. Осознание жестокой, холодной реальности мало-помалу вползло в ее разум, и она широко распахнула глаза, цепенея от ужаса. Несколько раз она пыталась вновь призвать спасительную дрему, освобождавшую ее от необходимости осмысливать эту ночь, но сон не приходил. Розовый туман удовлетворения стремительно выветривался из головы, сердце снова начинало бешено стучать, но уже не от возбуждения, а от страха.
Что она натворила? Как она могла забыться настолько, чтобы позволить себе такой неразумный поступок? Как мог здравый смысл оставить ее в самый неподходящий момент? Зачем она разрешила Пьетро заняться с ней…
Нет, нет, нет! Марина была не в силах даже в мыслях произнести «заняться с ней любовью», потому что никакой любовью тут и не пахло. Это был банальный зов плоти, просто секс, ничего больше. Да, она тоже хотела этого, но это ничего не меняло. Пьетро просто закончил то, что начал в кабинете своего юриста. Оставшись наедине с Пьетро, Марина растеряла все предлоги, с помощью которых могла бы отказать ему в удовлетворении его желания.
Марина медленно оглядела комнату, в которой проснулась в первое утро после свадьбы. С тех пор ничто здесь не изменилось. Маленькая комнатка, скромно обставленная, – комната, в которой, как верила тогда Марина, начинается ее новая, счастливейшая жизнь.
Но Марина очень изменилась за прошедшее с того утра время. И она никогда не станет прежней.
«Мне ничего от тебя не нужно! Абсолютно ничего!» – крикнула она Пьетро. Теперь эти слова гулко, пусто отдавались в ее измученной голове. Она прилетела на Сицилию, чтобы расторгнуть свой брак, получить свободу и начать новую жизнь, в которой не будет места призракам жизни старой. Вместо этого она так запуталась в собственной хитроумной игре, что. Пьетро воспринял каждое ее слово как вызов. Он сказал, что хочет ее, и сделал все, чтобы доказать Марине, что и она хочет его. Вместо того чтобы быстро сделать дело и улететь домой, Марина вбежала прямиком в силок, который Пьетро расставил для нее. Прошлым вечером Пьетро честно признался, чего хочет от нее; Марина же оказалась достаточно глупа, чтобы услышать в его словах какой-то несуществующий подтекст.
Слезинка выкатилась из уголка ее глаза и медленно потекла по щеке. Марина сделала все настолько неправильно, что даже поплакать нормально теперь не могла.
Остаться лежать на их брачном ложе, обнаженной и открытой, было выше ее сил. Пьетро еще спал, глубоко, размеренно дыша, тяжело придавливая Марину к кровати. Закусив губу, чтобы не начать всхлипывать, Марина попробовала выбраться из-под него, пошевелив плечом.
– Ох, пожалуйста…
Она сама не поняла, сказала ли это вслух или просто подумала со всей силой отчаяния. Марина снова пошевелилась, на этот раз постаравшись высвободить ногу.
– Милая, – пробормотал Пьетро по-итальянски, и сердце Марины сжалось от страха.
Однако Пьетро не проснулся, не поднял голову, только чуть отодвинулся от нее, вздохнул и уткнулся лицом в подушку. Марина перевела дух и продолжила медленно, осторожно вытягивать конечности из-под Пьетро, воспользовавшись сменой положения. Через несколько минут она смогла сесть и беззвучно спустила ноги на пол.
Ее одежда была разбросана по всей комнате, напоминая о нетерпении, с которым они спешили предаться страсти. Марина помотала головой, отгоняя воспоминания об этом. На Пьетро она тоже старалась не смотреть – слишком больно. Его образ и так был словно выжжен каленым железом на ее сетчатке…
Дольше медлить нельзя. Марина торопливо собрала одежду. Надо уйти прежде, чем Пьетро проснется; может быть, ей удастся одеться так тихо, чтобы он не…
Слова, полные циничной насмешки, накрыли Марину ледяной волной, и она замерла, словно примерзнув к деревянному полу:
