— Интересно, — нехотя отозвалась Кассандра.
— С кем ты была всю ту неделю, что я тебя разыскивал, обзванивая всех и каждого из твоего прежнего круга общения? Ты была с моим братцем. И, полагаю, была с ним очень любезна. Поэтому-то ты и ждала его вчера к нам на ужин, потому-то и отказалась выйти за меня. Что скажешь?
— Мне ничего об этом не известно. Какие черти трудятся в твоей голове над подобными измышлениями? Мне нечего тебе сказать в связи с твоей проблемой. Но есть доктора, которые тобой с радостью займутся, — саркастически проговорила женщина.
— Святая невинность! Если бы я тебя не знал, то непременно поверил бы. Такая сексуальная крошка, как ты, остается на целую неделю без своего любовника, ее окружает своей заботой его сердобольный и миленький братец, но она остается верна тому, от которого сбежала? Как бы не так! Не верю я в эту сказочку. Но зато верю, что через неделю ты одумалась и, чтобы искупить вину, самоотверженно дневала и ночевала у постели своего любовника, служила ему сиделкой и нянечкой, уповая на то, что он не вспомнит этот короткий эпизод. Но я не только вспомнил, но также имел счастье наблюдать первые симптомы твоей беременности. Так что не требуй от меня понимания и великодушия. Поступи по совести и сама признайся мне во всем, — презрительно проговорил Хоакин.
— И ты смеешь говорить о совести? — эмоционально укорила его Кассандра. — Меня упрекает в распущенности человек, который не знает смысла слова «нет»! Это просто немыслимо! Всякий раз, когда я пытаюсь ограничить твои сексуальные посягательства, ты все равно умудряешься переламывать меня. И теперь имеешь наглость упрекать меня?
— До сих пор ты не жаловалась. Уверен, тебе даже нравилось, что я изощренно уламываю тебя время от времени. Такие игры в твоем вкусе.
— С тобой — возможно. Но какое тебе удовольствие приплетать к этому брата? Ты можешь подозревать меня в подлости. Но у тебя нет оснований подозревать в этом же Рамона! — возмутилась Кассандра.
— А как же зависть?
— О какой зависти ты говоришь?!
— Скажешь, Рамон не завидует мне? Не завидует тому, что я законный наследник Алколара, в отличие от него? Не завидует моему успеху у женщин?
— Поверь, Хоакин, твоему уродству он не завидует, — спокойным тоном заверила она его. — Твой успех у женщин не более чем мыльный пузырь. Как всякий цельный человек, Рамон стремится к настоящему общению. И он помог мне как друг и брат, а не мужчина, который положил глаз на чужую женщину. И тебе должно быть стыдно оттого, что ты подозреваешь его в такой подлости, — выговорила Хоакину Кассандра. — И убери эту наглую ухмылочку со своего лица, Я не требую от тебя высоких джентльменских порывов. Но не будь хотя бы клеветником! — гневно крикнула женщина.
— Ой, как мне стыдно! — рассмеялся Хоакин. — Но почему-то что-то в тебе заставляет меня забыть о джентльменском поведении.
— Я виновата? — спросила его Кассандра.
— Я тебя не виню. Но ты должна признать это.
— Ничего признавать не собираюсь, — нервно ответила Кассандра, стремительно выпорхнула из кухни и бросилась в свою комнату.
Хоакин нагнал ее.
— Подумываешь о том, чтобы снова уйти?
Учти, если я теперь закрою за тобой дверь, пути назад уже не будет. Это я тебе говорю, Хоакин Алколар!
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Это ты хочешь. И поэтому не считаю нужным задерживать тебя. Уходи. Такой женщине, как ты, нечего делать в моем доме! — гневно кричал Хоакин. — Если позволишь, я даже готов упаковать твои вещи, — издевательски предложил он. — Не ожидала такого исхода?
— От тебя я именно этого и ожидала, в противном случае не ушла бы в тот раз, который ты сейчас вменяешь мне в вину. Я отлично знала, что на исходе этого года ты изобретешь способ выставить меня из своего дома. Потому что ты не в состоянии быть с одним человеком дольше. Таково же твое многолетнее правило?
— Оригинально, — проговорил он, изображая безразличие. — Но теперь у тебя нет причин для такого умозаключения. Еще вчера я предлагал тебе замужество. Но ты отказала мне. Именно ты не желаешь стабильных отношений, как и не хочешь признать, что тебя тянет к Рамону. Вот и ступай к нему, я тебя не задерживаю.
— Ты даже не допускаешь мысли о своей ошибке. А твои ошибки повсюду. Не говоря о недоверии ко мне и брату, ты перестал сознавать себя. Если раньше ты не давал заблуждаться относительно твоих чувств ко мне, то теперь хочешь внушить, будто искренне и трепетно любишь меня, а я, подлая, изменяю тебе с братом. Советую посмотреть на твой календарь, в котором ты собственноручно делал пометки, с наслаждением бередя мне сердце близящимся расставанием. А Рамон тут совершенно ни при чем. Это очевидно для всех, кроме тебя.
— Чудненько… Но почему же это не очевидно для меня?
— Не знаю. Но если ты думаешь, что я вновь побегу за спасением к Району, это не так. Тогда я приняла его помощь, потому что была в полном отчаянии. Решение уйти созрело внезапно, потому что ты не дал мне другого выхода. А Рамон был настолько великодушен, что ничего не требовал взамен. Он сделал все, чтобы разбудить во мне чувство собственного достоинства. Сегодня все обстоит иначе. Мне не нужен костыль чтобы просто уйти из твоей жизни, как ты того и хотел. Уйти навсегда и не напоминать тебе о своем существовании.
— Но если ты не изменяла мне, если тебя ничего не связывает с моим братом, то почему же ты ответила отказом на мое предложение?! — искренне недоумевая, воскликнул Хоакин.
— Да потому что ты никогда не любил меня, не любишь и полюбить не сможешь! Ведь это ясно как день. И я не желаю больше заблуждаться. Весь этот год я верила, что скорбная доля отверженной минует меня. Делала все, чтобы ты только был доволен мною. Уступала во всем, подчинялась безоговорочно. И все для того, чтобы быть изгнанной в урочный день по той лишь причине, что ты придумал себе правило одного года. Любящий человек так себя не ведет!
— К сожалению, я Алколар, — тихо напомнил Хоакин.
— К сожалению, это правда…
— И все же я не верю тебе, Кассандра. Ты меня не убедила.
— Твои проблемы, — коротко бросила она.
— Ты остаешься со мной в больнице, приезжаешь сюда… Почему? На что ты рассчитываешь?
— Ни на что. Тебе нужна была помощь, и я готова была оказать тебе ее.
— Какая жертвенность! — насмешливо воскликнул мужчина. — И все же, чьего ребенка ты носишь? Моего или Рамона?
— Ты глух, ты слеп, ты бездушен! Не все ли тебе равно? Если бы ты хотел это знать, то расслышал бы мой ответ! С тех пор, как мы повстречались, моя жизнь замкнулась на тебе! — в отчаянии вскричала Кассандра. — Ты был единственной моей мыслью, моей болью. Я верила, что ты моя судьба! Я смирилась с этим, невзирая на ту боль, что ты мне причинял своим безразличием. Потому что никого и никогда я так не любила и вряд ли смогу полюбить!
