Книга Проклятая книга, страница 49. Автор книги Дарья Иволгина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Проклятая книга»

Cтраница 49

Спустя миг на бочках появилась тонкая женская фигурка. Ясные светлые глаза глядели на двоих смертников, рот улыбался, руки простирались к ним, готовясь принять обоих.

— Прости его, Никифор! — крикнула Евдокия. — Прости его! Да не зайдет солнце в гневе твоем!

Никифор взял Плешку за руку и сжал пальцы. Тот ответил на пожатие, все еще плача. Евдокия смотрела на них и улыбалась все радостней, все шире. Затем — грохота взрыва они не услышали — их охватило огромное облака света, и все прекратилось.

* * *

Стены Феллина взорвали и подожгли сразу в нескольких местах одновременно. В проломы хлынули русские войска. В сражении участвовали и татары, теперь союзные русскому царю. Этих особенно боялись. Магистр Фюрстенберг (в те минуты еще магистр!) заперся в башне, и туда к нему ввалились наемники — солдаты из Германии, псы войны, которые очень любили деньги и чрезвычайно дорожили собственной шкурой (хотя чем там было дорожить? Впрочем, на вкус и цвет товарища нет, как говорят русские!).

— Магистр, дело проиграно, — объявили немцы, топчась на пороге.

Магистр обернулся к ним, седой, печальный.

— Проиграно дело, — повторили немцы, здоровенные, пышущие здоровьем, воняющие пороховой гарью, потом, кровью и дерьмом.

— Сдаваться надо, — сказали немцы, скрипя доспехами, гремя мечами и жуткими с виду орудиями, вроде гизарм и алебард, рыгая прогорклой кашей.

— Сдавайся, магистр, сдавай Феллин, — напирали немцы, которые очень хотели и дальше убивать и грабить, но чрезвычайно не хотели, чтобы убивали и грабили их.

— Я не хочу сдаваться, — проговорил магистр Фюрстенберг. Он был стар и страшился бесчестия не меньше, чем его отважный ландмаршал Бель. — Не изменяйте своему долгу! Вспомните о своей чести, господа! Умоляю вас… Хотя бы за деньги.

— Какая честь за деньги? — глумливо удивились немцы.

— Никто не узнает, — зашептал Фюрстенберг, чувствуя себя отвратительно, точно заговорщик, который плетет грязные и совершенно ненужные козни. — Я дам вам много денег, и об этом никто не узнает. Так мы спасем нашу честь, и мою, и вашу! Заклинаю вас, господа, возьмите от меня все мое золото, серебро, драгоценности… Я готов отдать вам все, что накопил за эти годы!

И тогда случилось вот что.

Немцы вломились в комнату, где возле окна стоял великий магистр, неотрывно глядящий на свой погибающий город, и схватили старца под руки.

— Мы знаем, — от лица всех наемников заговорил один, с рыжей бородищей на всю грудь, с бантиками по бедрам и розой на гульфике, — мы отлично знаем, что Ливонский орден свез в замок Феллин все свои богатства, боясь, как бы они не достались русским. Это ведь так?

— Господа, — воскликнул старик, простирая к грабителям руки и не скрывая слез, которых не видел причин стыдиться, — прошу вас, не трогайте достояния Ливонского ордена. Мои личные сокровища — все ваши, я готов умереть в нищете, если потребуется, но не касайтесь этих сундуков… Возьмите мое! У меня не так уж мало — и обещаю, ни одна живая душа не узнает об этом!

Он хватал их за руки, засматривал им в глаза, он как будто позабыл, что такое достоинство великого магистра и едва ли не пресмыкался перед наемной сволочью. Но немцы только смеялись, широко разевая рты.

И тогда Фюрстенберг сжал губы и выпрямился.

— Поступайте, как вам угодно, — проговорил он холодно. — Я вижу, что нам осталось только погибнуть. Хорошо, мы погибнем.

— Мы не можем сражаться за дохлое дело, — объяснил рыжебородый. — Мы получаем деньги за то, что пускаем в ход наши мечи и алебарды. Но мы должны остаться в живых и получить нашу плату, иначе все это бессмысленно.

— Избавьте меня от вашей так называемой наемнической морали, — сказал великий магистр. — Долгие годы мой слух не оскверняли подобные речи и — хвала Пресвятой Деве! — я слушал только наш благородный Устав. Делайте что хотите, но помните: за каждую украденную монету вы дадите ответ не только Господу, но и людям на земле. Возмездие настигнет вас гораздо раньше, чем вы предполагаете.

Он замолчал и больше не проронил ни слова.

Оставив замок на разграбление вождям немецких наемнических отрядов, великий магистр Фюрстенберг вышел навстречу победителю. Русские уже ворвались в город и теперь хозяйничали там. Дом за домом проходили люди царя Ивана, выискивая там возможных врагов. Десятки пленных ливанцев толпились на главной площади под охраной царских стрельцов — несмотря на военные действия, эта отборная гвардия Иоанна сохранила весьма боевитый и щегольской вид. Среди тех, кто вызвался стеречь пленников, были и татары — те в роскоши одежд даже превзошли царских стрельцов. Глаза рябило от красных казанских сапог, от золотых кистей на сапогах, поясах, головных уборах; один или двое носили расшитые парчовые халаты, у многих одежда была украшена мехами. Щелкали на ветру стяги — с изображением Спаса Нерукотворного Образа, с гербами родовитых вельмож. Лошади без седоков, с седлами и без, бродили по улицам и вид имели крайне растерянный, как будто хотели бы, чтоб кто-то им, в конце концов, объяснил: что опять происходит в беспокойном и странном мире людей!

Многие, гуляя по Феллину, не могли налюбоваться красотой этого хорошо организованного города. В нем находилась не одна, а целых три крепости; впрочем, настоящее сопротивление оказывала только одна. Несколько раз улицы пересекались глубокими рвами и крепкими стенами, в которых зияли проломы, так что люди могли свободно проходить. Женщины Феллина, как по команде, либо попрятались, либо оказались жуткими уродинами с лицами-подушками, заплывшими свиными глазками и махонькими губками. К таким и подступиться-то было страшно! Не говоря уж о том, что одеты все они были из рук вон плохо.

Что, конечно, было сплошным маскарадом, ибо в Феллине во множестве нашлись прекрасные лавки с богатыми тканями, привезенными из разных стран Европы, а также сделанными прямо здесь, в Ливонии. Женщин не разыскивали и особенно не трогали — не до того было. Солдаты устали.

Пушки составили едва ли не главное богатство, захваченное в ливонском городе. Почти полтысячи — шутка сказать! Пушкари, народ особенный и странный, ликовали и обнимались. Двое или трое пушкарей из числа ливонских полубратьев захотели перейти под руку русского царя, и русские пушкари охотно поддержали их просьбу, ибо знали: кто-нибудь другой и мог переметнуться на сторону победителя из своекорыстных побуждений, но только не пушкари — этим попросту было жаль бросать свои пушки!

Припасов в Феллине хватило бы на три осады, если не больше. И это обстоятельство тоже говорило о том, что орден находится при последнем издыхании. В былые времена люди выстояли бы в гораздо худших условиях перед противником несравненно более сильным. Что-то сломалось в Ливонском ордене, что-то отмерло в нем, и геройство отдельных людей больше ничего не решало.

«Это потому, что Господь милостив к народу православному», — говорили в войске. И отчасти именно так оно и было.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация