Но его не слушали.
Чему они так обрадовались? — хмурился Мстиславский, который слышал шум, поднявшийся у глебовского костра. — Что он им пообещал? Царство Небесное в ближайшие дни и по сходной цене? Или славу на Москве, со звоном колоколов и царской милостью? Знать бы…
Конечно, князь Иван Мстиславский даже не догадывался о том, какой план состряпали хитроумные каторжане и их молодой командир.
Несколько дней осады протекли довольно скучно. Из замка иногда постреливали. Ядра падали в ржавую воду и поднимали вонь и тучи отвратительных брызг. В ответ из русского лагеря тоже пускали снаряды. Один или два взорвались под самыми стенами, но тоже без толку, только булыжники немного поцарапало.
Мстиславский велел собирать порох, чтобы команде Глебова было чем взрывать стены. Солдаты в лесу уже валили тонкие сосенки, чтобы настилать гати — иначе к стенам было не подобраться с той стороны, где засело русское воинство.
Между тем съестные припасы заканчивались, и в войске царило мрачное настроение. Некоторые умельцы ловили белок и ставили силки на птицу, но накормить всех голодных едоков было невозможно.
Постепенно дорога к стенам замка росла. Готовились осадные лестницы, вязались из прутьев укрытия — чтобы защищать головы штурмующих хотя бы немного от льющегося сверху кипятка, смолы или летящих камней. Понятно, что от ядер такой щит не укроет, но все-таки с «крышей» над головой хоть чуть спокойнее.
Под покровом ночи, привязав к спине эти щиты, подобрались к стенам замка Вайсенштейн глебовские голодранцы.
Времени у них было в обрез, — и факелов решили не зажигать, копать на ощупь. Ночь специально выбрали безлунную, темную. Многие из Севастьяновых ребят умели видеть в темноте — качество, необходимое для вора и взломщика. Севастьян знал об этом уже довольно давно и теперь решил воспользоваться. Не все для злого дела сгодится, кое — что подойдет и для хорошего!
Лопаты шуршали в темноте. Выбивать камни не стали, чтобы не шуметь. Почва здесь мягкая, только корни растений приходится разрезать, и копать можно быстро и глубоко. Рыли под самое основание стен.
Изредка останавливались, прислушиваясь. На стенах Вайсенштейна ходили часовые. В ночной темноте замка не было видно, он, скорее, только угадывался, ощущался как сгусток темной материи, как громадина посреди пустого пространства. За замком местность шла наверх, снова начинались живые леса, полные дичины, с мягким мхом, зелеными листьями и травой. Но до этого леса следовало еще добраться. Замок преграждал путь надежно.
— По слухам, добра здесь припрятано видимо-невидимо, — шептал Лука Лукич, быстро перерубая корешки каких-то растений, — точно крот перетачивает зубами любые преграды в своем подземном царстве.
— Наверняка князь потому и хочет Вайсенштейн взять, — отзывались ему.
— А то, — уверенно отвечал Лука, который, естественно, все знал. — Точно говорю, братцы, здесь золотом все сундуки набиты. Только нам ничего этого не достанется.
— А может… — заикнулся кто-то.
Лука сердито стукнул лопатой о землю:
— Что ты будешь делать с золотом, если тебя убьют? Дурак, одно слово! На что покойнику золото? В гробу карманов нет! А и были бы — не про тебя роскошь, потому что тебя-то точно в гробу не похоронят! Скажи спасибо, если вовсе в землю закопать решат, а не бросят на съедение.
— Тихо вы, — прервал споры Глебов. Хоть молодой боярин и не намерен был погибать и с общего согласия берег свою жизнь, но отсиживаться в стороне, пока его отряд занимается подкопом, не стал. И за это подчиненные берегли своего командира еще больше, не по обязанности, но по сердечной склонности.
— Что расшумелись? — поддержал Иона.
— А все же взрывать кому-то придется, — задумчиво проговорил Медведь. — Здесь куда более сыро, чем под Феллином. Запал короче некуда, иначе просто погаснет.
— Да я останусь, — вздохнул Лука. — Я уж думал об этом и решил…
Все шепотом закричали на него и стали предлагать жребий, но Лука покачал головой.
— Помирать, братцы, страшное дело, но ведь неизбежное. И любому из вас это предстоит в свой час, уж поверьте. Я раньше не верил, что помру. Думал — это все для других, а уж я-то, Лука Лукич, буду жить вечно… Ничего подобного! Вот настал мой час, не лучше и не хуже любого другого.
— Погоди ты хоронить себя раньше времени, — заговорил было Медведь, — может, тебе выпадет отправиться в Англию…
— Э, — махнул рукой Лука, — меня на море укачивает… Дело решенное!
И никто больше не возражал.
Подкоп вырыли за ночь довольно глубокий, мину заложили — какую удалось собрать из остатков запаса. Поцеловались с Лукой и в рассветных сумерках начали по одному расходиться, держась под самыми стенами Вайсенштейна, чтобы их не увидели сверху из замка.
Глебов следил, как один за другим люди выбираются в лес. Они ступали по кочкам, след в след, пробуя путь длинными шестами. Ржавое болото колыхалось вокруг них, как плоское блюдо, но ничего не отражало. Небо было пустым. Луна так и не взошла. звезды скрылись, солнце готовилось появиться на плоском краю света, но никаких вестников вперед себя не посылало — если и протянулись уже из-за горизонта лучи, то они завязли в густом тумане.
Те, кто оставались с Глебовым, — девять человек, включая Иону, — тихо махали вслед уходящим. Севастьян вдруг подумал, что никогда их не забудет. Каждый из них как будто уносил с собой частицу его сердца. Глебов дал им письма к давнему приятелю и торговому партнеру Флора, который жил в Лондоне и владел кораблем «Екатерина». По слухам, теперь этот корабль был переименован в «Елизавету» — в соответствии с переменой королевского имени (Екатериной звали первую жену английского короля Генриха VIII, мать Марии Кровавой).
Севастьян знал, что если кого-нибудь из беглецов поймают с этим письмом, то его, Глебова, призовут к ответу как сообщника, как человека, который содействовал избавлению лютых татей от подобающего наказания. Времена меняются. Если все, что рассказывают о переменах в характере государя, — правда, то Севастьяна ждет печальная участь. Но все же Глебов не колебался. Он был младше любого из своих подчиненных, но они считали его отцом, и он не мог поступить иначе. Оставалось надеяться на удачу, на природную изворотливость русского человека, который умеет выбраться из любого переплетения судьбы.
Лука высунулся из подкопа, досадливо сморщил нос.
— Скоро совсем рассветет, — сказал он укоризненно, — и тогда все будет напрасно. Давайте прощаться.
Он вышел наружу и поклонился своим товарищам в ноги.
— Простите меня, братья, — сказал он.
И они ответили ему земным поклоном, а последним поклонился молодой боярин Севастьян Глебов.
— И ты нас прости, — за всех ответил Севастьян.
Он повернулся и первым пошел по гати обратно в лагерь. За ним поспевали остальные. Взрыв грянул, едва Севастьян прошел десяток первых шагов. Взлетели тучи брызг, посыпались камни, застучали о щиты, поднятые загодя над головами беглецов, точно крупные злые градины.
