Артем попрощался и, чувствуя, как навалилась вдруг
усталость, побрел к себе — «на квартиру».
На ВДНХ жило человек двести. Большая часть — в палатках на
платформе. Палатки были армейские, уже старые, потрепанные, но сработанные
качественно, да и потом ни ветра, ни дождя им знавать тут, под землей, не
приходилось, и ремонтировали их часто, так что жить в них можно было вполне —
тепло они не пропускали, свет тоже, даже звук задерживали, а что еще надо от
жилья?
Палатки жались к стенам, и стояли по обе стороны от них — и
со стороны путей, и со стороны перрона. Сам перрон был превращен в некое
подобие улицы — посередине был оставлен довольно широкий проход, а по бокам шли
«дома» — палатки. Некоторые из них, большие, для крупных семейств, занимали пространство
в арках. Но обязательно несколько арок было свободно для прохода — с обоих
краев платформы и в центре.
Из двух туннелей, уходящих на север, один был оставлен, как
отходной путь на крайний случай, и как раз в нем-то Артем и нес дежурство. Второй
же был завален где-то на сотом метре, и этот стометровый аппендикс был отведен
под грибные плантации. Пути там были разобраны, грунт разрыхлен и удобрен —
свозили туда отходы из выгребных ям, и белели повсюду аккуратными рядами
грибные шляпки. Также был обвален и один из двух южных туннелей, на трехсотом
метре, и там, в конце, подальше от человеческого жилья, были загоны для свиней.
Артемов дом был на Главной улице — там, в одной из небольших
палаток, он жил вместе с отчимом. Отчим его был очень важным человеком,
связанным с администрацией — отвечал за связи с другими станциями, так что
больше никого к ним в палатку не селили, была она у них персональная, по
высшему разряду. Довольно часто отчим исчезал на две-три недели, и никогда с
собой Артема не брал, отговариваясь тем, что слишком опасными делами приходится
заниматься, и что не хочет он Артема подвергать риску. Возвращался он из своих
походов похудавшим, заросшим, иногда — раненым, и всегда первый вечер сидел с
Артемом и рассказывал ему такие вещи, в которые трудно было поверить даже
привычному к невероятным историям обитателю этого гротескного мира.
Артема, конечно, тянуло путешествовать, но в метро просто
так слоняться было слишком опасно — патрули независимых станций были очень
подозрительны, с оружием не пропускали, а без оружия уйти в туннели — верная
смерть. Так что с тех пор, как пришли они с отчимом с Савеловской, в дальние
походы ходить не приходилось. Артем ходил иногда по делам на Алексеевскую, не
один конечно ходил, с группами, доходили они даже до Рижской… И еще было за ним
одно путешествие, о котором он и рассказать-то никому не мог, хотя так
хотелось…
Было это давным-давно, когда на Ботаническом Саду еще не
было никаких черных, а была это просто заброшенная темная станция, и патрули с
ВДНХ стояли намного севернее, а Артем сам был еще совсем пацаном, он с
приятелями рискнул: с фонарями и украденной у чьих-то родителей двустволкой они
пробрались в пересменок через крайний кордон и долго ползали по Ботаническому
Саду. И жутко было, и интересно — и было видно, что и там когда-то жили люди:
повсюду в свете фонариков виднелись остатки человеческого жилья — угли,
полусожженные книги, сломанные игрушки, разорванная одежда… Шмыгали крысы, и
временами из северного туннеля раздавались странные урчащие звуки… И кто-то из
Артемовых друзей, Артем уже не помнил, кто именно, но, наверное, Женька, самый
живой и любопытный из них троих, предложил: а что если попробовать убрать
заграждение и пробраться наверх, по эскалатору… просто посмотреть, как там. Что
там…
Артем сразу сказал тогда, что он — против. Слишком свежи в
его памяти были недавние отчимовы рассказы о людях, побывавших на поверхности —
и как они после этого долго болеют, и какие ужасы иногда приходится видеть там,
сверху. Но его тут же начали убеждать, что это — редкий шанс, когда еще удастся
вот так, без взрослых, попасть на настоящую заброшенную станцию — а тут еще и
можно подняться наверх, и посмотреть, своими глазами посмотреть, как это —
когда ничего нету над головой… И, отчаявшись убедить его по-хорошему, объявили,
что если он такой трус, то пускай сидит тут внизу и ждет, пока они вернутся.
Оставаться в одиночку на заброшенной станции и при этом подмочить свою
репутацию в глазах двух лучших друзей показалось Артему совсем невыносимым и
он, скрипя зубами, согласился.
На удивление, двигатель, приводящий в движение заграждение,
отрезающее платформу от эскалатора, работал. И им удалось-таки, после получаса
отчаянных попыток, привести его в действие. Ржавая железная стена с дьявольским
скрежетом подалась в сторону, и они перед их взором предстал на удивление
недолгий ряд ступеней, уводящих вверх. Некоторые обвалились, и через зияющие
провалы в свете фонарей были видны исполинские шестерни, остановившиеся долгие
годы назад — навечно, и изъеденные ржавчиной, поросшие чем-то бурым, еле
заметно шевелящимся… Нелегко им было заставить себя подняться. Несколько раз
ступени, на которые они настуали, со скрипом поддавались и уходили вниз — и они
перелезали провал, цепляясь за остовы светильников… Путь наверх был недолог, но
первоначальная решимость испарилась после первой же провалившейся ступени, и
чтобы подбодриться, они воображали себя настоящими сталкерами.
Сталкерами…
Название это, вроде странное и чужое для русского языка, в
России прижилось. Называли так и людей, которых бедность толкала к тому, чтобы
пробираться на покинутые военные полигоны, разбирать неразорвавшиеся снаряды и
бомбы и сдавать латунные гильзы приемщикам цветных металлов, и чудаков, в
мирное время ползавших по канализации, да мало ли кого еще… Но было у всех этих
значений что-то общее — всегда это была крайне опасная профессия, всегда —
столкновение с неизведанным, с непонятным, загадочным, зловещим, необъяснимым…
Кто знает, что происходило на покинутых полигонах, где исковерканная тысячами
взрывов, перепаханная траншеями и изрытая катакомбами радиоактивная земля
давала чудовищные всходы… Никто не знает, что могло поселиться в канализации
мегаполиса, после того, как строители закрывали за собой люки, чтобы навсегда
уйти из мрачных, тесных и зловонных коридоров…
В метро сталкерами назывались те редкие смельчаки, которые
отваживались показаться на поверхность — в защитных костюмах, противогазах с
затемненными стеклами, вооруженные до зубов, эти люди поднимались туда за
необходимыми всем предметами — боеприпасами, аппаратурой, запчастями, топливом…
Людей, которые отважились бы на это, были сотни. Тех, кто при этом умел
вернуться назад живым — всего единицы, и были такие люди на вес золота, и
ценились еще больше, чем бывшие работники метрополитена. Самые разнообразные
опасности ожидали там, сверху, дерзнувших подняться — от радиации до жутких,
искореженных ей созданий. Там, наверху, тоже была жизнь, но это уже не была
жизнь в привычном человеческом понимании.
